ВСТУПЛЕНИЕ Поступок, как реализация своей свободной воли, и возможность «бытия» для каждого из нас, предполагает ответственность, то есть осознание возможности отклика. Может ли слово как устное, так и письменное быть приравнено к поступку? Несет ли автор поэтического текста ответственность за сказанное и написанное им перед читателем и самим собой?
Ответственность, поступок, бытие • • Ответственность это, можно сказать, плата за определённость. В этом, собственно, и «онтологичность» проблемы. Быть, вообще, значит быть чем-то. Чем-то определённым. То есть обладать формой (чтойностью). Чтобы быть (быть чем-то) нам, хотим мы того или нет, приходится поступать. Мы обретаем форму (бытие) в поступке, за который мы обречены нести ответственность. «Поступок единственен. Только благодаря этому "я" есть "я", а не представитель кого-то и чего-то, не самозванец, не число ряда, не экземпляр серии, не представитель рода. Поступок не просто приобщает меня к бытию, встраивая в какой-либо закономерный упорядоченный ряд, он во мне и через меня развивает бытие, ибо то, что мною может быть совершено, никем и никогда совершено быть не может» (М. Бахтин). Поступок потому только и является формой нравственно ответственного существования личности, что он выражает ее единую и единственную бытийную сосредоточенность или, говоря иначе, само бытие в данной точке его осуществления. И способность поступать не только утверждает: Я есть, но и подтверждает: я отвечаю за то, что делаю.
Грех, Амехания, Хюбрис Поступок чреват грехом, он всегда ущемляет, именно потому, что определяет, и за это надо платить. Но не поступать нельзя и невозможно. Это некая апория, решением которой является вся наша жизнь. Что в этой апории старается увидеть и развернуть философ? - Состояние амехании, предшествующее решению. Амехания это, собственно, нерешительность. Важное и ценное состояние. Некое выпадение из последовательности действий и противодействий, стимулов и реакций, которое, что называется, «приводит в себя» . Позволяет «опомниться» , спросить себя: а что это я тут делаю? С этого начинается всякая мысль и сознание. А дальше. . . мы поступаем «как считаем нужным» , т. е. берём на себя груз ответственности. Не столько «решаем» какую-то проблему, сколько «решаемся» , как нам «решить себя самих» . Эта «решимость» есть хюбрис, дерзость, смелость взятия на себя решения. Вот за эту решимость мы и расплачиваемся.
Свобода воли Библейское (и общее для всех аврамистических религий) предание гласит, что Бог-Творец предупреждает прародителей человечества Адама и Еву о том, что запрещено питаться плодами с Древа Познания Добра и Зла. «От дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь» (Быт. 2: 17) – эти слова могут трактоваться, в том числе и как метафорическое предупреждение о том, что после грехопадения человек знающий Добро и Зло, вынужден будет сам нести ответственность за каждый поступок, поскольку отныне он «ведает, что творит» . Изначально «были они оба наги, Адам и его жена, и не стыдились» (Быт. 2: 25)» - то есть не знали ни ответственности, ни вины, то есть были тождественны себе. Теологическая история человека в аврамистике начинается именно с поступка, точнее с проступка, греха, хюбрис, решимости человека взять на себя ответственность за свою судьбу и каждый поступок, без права на это, и без ведома Творца. Сатана говорит: «Раскроются глаза ваши, и вы станете подобны Богу, зная добро и зло» (Быт. 3: 5). Это зрячее знание, свободная воля, право выбора – и есть ответственность.
Поступок и слово • Итак, поступок – это форма, в которую оказывается «отлитым» наше бытие, за всякий поступок, сознавая или не сознавая его последствия, мы несем ответственность. Но всегда ли поступок – есть только действие, деяние? • Мы часто слышим о силе печатного и произнесенного слова, равной поступку, о том, что «одно слово газеты порой сильнее тысяч штыков» (Наполеон Бонапарт) или что некто «скажет как отрежет» (заметьте, что в этой метафоре слово прямо уподоблено, почти тождественно действию). • Так несем ли мы ответственность за сказанное или написанное как за содеянное? • Будет ли поступком завещание, написанное не рожденному еще потомку, и лирический текст как сообщение адресатом которого станет незнакомый с его автором читатель?
Слово как действие • Значение слова как действия подробно раскрывается лингвистом Джоном Остином: «уровнями "речевого акта" как логикосодержательного комплекса являются: • во-первых, локутивные акты, или локуции — акты произнесения осмысленных «утверждений» , или акты говорения самого по себе; • во-вторых, иллокутивные акты, или иллокуции, — то, что мы делаем в процессе произнесения слов, т. е. утверждаем, обещаем, приказываем и т. д. ; • в-третьих, перлокутивные акты, или перлокуции— интеракциональный эффект, достигаемый посредством говорения, т. е. действия убеждения, запугивания и т. д. , некое влияние, оказываемое на слушающего (реципиента). • в высказываниях типа "я утверждаю, что. . . ", "Джон обещает, что. . . ", "она угрожает, что. . . " левая часть представляет локутивный акт, правая — иллокутивный, а само высказывание в целом, если его действие достигает реципиента, — перлокутивный акт» . • Остин Дж. Избранное. М. , - 1999. - 336 с.
Однако даже вне данной теории ещё в дуэльном кодексе ХIX века оскорбительное или сомнительное слово, приравнивается к поступку, за который часто платят жизнью. Поскольку, «Оскорбление есть посягательство на чьелибо самолюбие, достоинство или честь. Оно может быть нанесено на словах, или действием» , то неосторожное слово, брошенное среди людей равного сословия – уже тождественно действию, поступку, а значит, предполагает и ответственность. • Дурасов В. Светский дуэльный кодекс. СПб. , - 1806. - Репринт: 1990. 40 с.
Слово как бытие Но определяет ли сказанное слово некое сугубое реальное бытие? Как оказывается – да: «Важно, прежде всего, и более всего то, кто и как говорит, в том числе и о рождении ребенка, и матери и отцу. А затем и самому ребенку. Важно, что от этого говорения все зависит для ребенка, и то будет ли он человеком, потому, что человек такое существо, что для него много хуже может оказаться то, что он есть, чем, если бы его не было. Неужели, текст имеет такое важное значение рядом с событием? Неужели, и самого события не было бы без слова? Страшно подумать, но это так» . Бибихин В. В. Чтение философии. - СПб. 2009. -536 с.
Слово как событие и со-бытие Событием (или со-бытием, актуальным для двоих или большего количества людей) становится только бытие, отраженное в слове или высказывании. Нам ясно, что некто или нечто есть, только благодаря тому, что мы говорим об этом. Даже свое собственное бытие мы актуализируем в слове прямо или косвенно (я есть, он говорит, что я есть). Так высказывание о своем ( «Я – (некто) Другой» , «Je suis une Autré» - Артур Рэмбо) или о чужом бытии ( «А Бонаротти? или это сказка Тупой, бессмысленной толпы — и не был Убийцею создатель Ватикана? » А. С. Пушкин) становится событием (открытым нам событием) и поступком говорящего.
Речевые акты в художественном произведении Существует мнение, согласно которому принцип действия речевого акта равно действует и в художественном тексте, художественном произведении. Согласно этому мнению «…всякий, кто хочет утверждать, что художественные произведения содержат иные речевые акты, нежели речь, не основанная на вымысле, тем самым обязывается к взгляду, что слова в художественных произведениях употребляются не в своих обычных значениях. Эта точка зрения, по крайней мере prima facie является неправдоподобной, поскольку, если бы она была верна, никто не мог бы понять художественное произведение, не выучив новый набор значений для всех слов и прочих языковых элементов, содержащихся в этом художественном произведении, а поскольку в художественном произведении может встретиться какое угодно предложение, носителю языка пришлось бы каждый раз заново овладевать языком, поскольку каждое предложение в языке имело бы как нехудожественное, так и художественное значение» . Серль Дж. Логический статус художественного дискурса. Логос. 1999. № 3.
Текст и ответственность Бытовая речь и художественный текст равно бытуют в рамках одного языка, одной системы знаков. И, несмотря на все постмодернистские изыски, текст, замкнутый сам на себя, то есть, строго говоря, некий текст о самом себе все же невозможен. При всем богатстве возможных интерпретаций текста, чаще всего верным является, то, что «Текст – искусственное образование» . И, тем не менее, «почему же он тем важнее в своей букве, чем больше событие? Потому что он в него втянут, освещен тем же огнем. Внимание к тексту больше, чем он, ведь автор хотел сказать не текст, а чтото» . Вот это повышенное внимание к тексту, превосходящее сам текст, и предполагает ответственность за сказанное в нем, ответственность так же равную ответу за поступок. Бибихин В. В. Чтение философии. - СПб. , - 2009. -536 с.
• Известен небольшой автобиографический эпизод, описанный А. Блоком: он утверждал, что, прочтя недавние его строки: Я крепко сплю, мне снится, плащ твой синий, В котором ты в сырую ночь ушла. . . ( «О доблестях, о подвигах, о славе» ) жена (Н. Д. Менделеева) только недоуменно спросила: - А какой синий плащ? Вы мне дарили такой? • А как не на шутку был удивлен и рассержен был Н. С. Гумилёв, когда кто-то из знакомых выразил ему своё возмущение, буквально восприняв строчки Ахматовой о ремне ( «Муж стегал меня узорчатым, / вдвое сложенным ремнем…» ). Несмотря на многократные разъяснения литературной условности этих строчек, и поныне бытует миф об их буквальной достоверности.
• Во время Австрийского похода Наполеона Бонапарта, пополнив собой длинный список романтиков-самоубийц под влиянием «Страданий юного Вертера» покончил с собой молодой наполеоновский офицер. Император запретил чтение Вертера в войсках и по легенде в сердцах приказал расправиться с Гете. К счастью, приказ остался только приказом. • А узнав о самоубийстве юноши, бывшего поклонником «Паломничества Чаилд Гарольда» Байрон писал: «Если бы я знал, что замысел мой может стоить кому-то жизни, я едва ли стал бы осуществлять его» . • И, наконец, всего одна строка В. Маяковского: «Я люблю смотреть, как умирают дети» - до сих пор приводит многих читателей в недоумение и ужас. См. Логинов Г. Н. Традиция и кризис романтизма. Иркутск. -1992. – 188 с.
Коммуникативный статус текста Существуют тексты, коммуникативный статус которых ясен и прост: реплика в бытовом диалоге; запись для себя в памятной книжке. Но статус текстуально этой же реплики, но включенной в роман или пьесу, читаемой третьим лицом, опубликованной в собрании сочинений, изменяется и усложняется: в силу вступает целая система действующих лиц.
Любой художественный текст обладает некоторым внутренне присущим ему коммуникативным статусом, который условно связан с содержанием оформления произведения. При своем соответствии этой связи читатель понимает и принимает произведение, сообщается с ним, при несоответствии – не понимает и не принимает сообщение. В поэтическом тексте эта связь тем интереснее и сложнее, что там она реализуется при помощи тропа (средств поэтического языка: метафор, метонимий, аллегории, иронии, синекдохи).
Лирика предполагает как установление коммуникативной связи особого характера (контакта, сопереживания) между реальным читателем и имплицитным автором, так и автокоммуникативный акт, сопутствующий созданию стихотворения (разговор поэта с собой), проецируется в акт восприятия стихотворения, делая этот акт разговором читателя с собой. С появлением реального читателя, автор берет на себя ответственность за донесение до него сути лирического переживания, проблемы, вопроса. Читатель при этом, отождествляет данное переживание с личным опытом, как своим, так и авторским.
Живя собственной жизнью и неся в себе отпечаток живого переживания, ситуации, лирическое сообщение открыто для бесконечного числа интерпретаций. Тут и возникает самый главный вопрос: должен ли нести автор ответственность за то влияние, которое произведение оказало на читателя? • Если мы понимаем ответственность как определенность, фиксированность, завершенность бытия, то поэтический текст как специфическое языковое бытие, предполагает несколько этапов становления, а значит и авторской ответственности. •
Этап замысла • • • На данном этапе, когда текст звучит, как говорила Ахматова «беспрерывно и неосмысленно отдаваясь в тебе эхом» , автор ощущает свою ответственность перед идеей сообщением, пришедшим ему посланием. Так за всеми домашними делами Ахматову, по ее же словам «не отпускает» будущая «Поэма без героя» . «Она усадила меня записать себя чуть ли не силой» - говорит Ахматова. Онтологически на этом этапе поэтический текст «уже есть, но ещё не стал» (В. Бибихин), поскольку уже сказан, но только интимно «на ушко» самому поэту. Текст, его образы, его сообщение в этот период представляет собою, если угодно, ad hoc чистую платоновскую идею, требующую от своего создателя быть воплощенной, чем-то стать и призвать к ответственности. Именно такую идею заговаривает и уговаривает Мандельштам: Останься пеной, Афродита, И слово в музыку вернись! (О. Мандельштам) Ответственность автора на этом этапе бытия текста, сводиться к следованию за ним. А неосознанный страх перед пришедшей идеей ( «Останься пеной, Афродита» ) как страх писать при невозможности не написать, может быть, вполне сравним с амеханией – страхом поступать при невозможности не поступать. Чуковская Л. И. Воспоминания. СПб. , - 2002. -427 с. Бибихин В. В. Чтение философии. - СПб. , - 2009. -536 с Мандельштам О. Э. Избранное. М. , - 2006. - 336 с.
Этап текста • • Слово, ставшее текстом, равно как и слово произнесенное, уже обладает онтологическим статусом близким к статусу и актуальности действия (поступка). И дело тут далеко не только в том, что многие высказывания имеют признаки речевых актов. «Что написано пером, не вырубишь топором» метафора, данная в этой пословице, говорит об особом онтологическом статусе письменного слова. Поэтическое слово, ставшее текстом, является поступком уже в той степени, что оно выражает мысль, эмоцию, переживание в системе знаков (тропов), доступных для интерпретации другими. Более того, онтологический статус письменного слова тверже, чем у слова произнесенного. Текст «Илиады» или «Эпоса о Гильгамеше» , когда-то доверенный свиткам или глиняным табличкам, передается с минимальными искажениями (в основном неизбежными при переводе) уже многие тысячи лет. Тогда как устный текст имеет риск быть искаженным при многократном пересказе или вовсе утерянным. Ещё одна особенность записанного поэтического текста в том, что в отличие от текста исторического или сакрального, анализ которого доступен в большей степени специалистам, лирическое переживание или действие эпической саги, переданные в образах и метафорах, могут быть доступны гораздо большему количеству читателей, принадлежащих разным эпохам и культурам.
• Разумеется, в отличие от необратимости однажды произнесенного слова, письменный текст может быть легко уничтожен, оставшись не известным читателю или исчезнув вместе с ним, подобно Александрии и ее библиотеке. Но это не снимает с автора факта ответственности за его написание хотя бы перед самим собой, на момент написания. • Письменный текст, пока он не является изданным, переданным в чужие руки или публично произнесенным (то есть пока он в том или ином виде не достиг читателя), естественно стеснен рамками автокоммуникации, в которых единственным читателем и интерпретатором является его автор. Момент прочитывания и перечитывания собственного текста предполагает ответственность автора перед посланием, языком и традицией. Однако, будучи потенциально адресованным читателю, письменный текст уже является поступком, дерзостью, хюбрис – решимостью доверить незнакомому человеку переживание, которое тот может разделять или не разделять.
Этап прочтения и интерпретации Оказавшись в руках читателя или будучи публично ему прочитанным, текст (поэтический текст в том числе) обретает качество со-бытия и события уже не чисто и сугубо авторского. Он подвергается анализу и интерпретации уже потому, что степень участия читателя в лирическом послании становится абсолютной. Это послание превращается в событие читательской жизни, совпадая с читательским опытом и переживанием, даже если тот или иной читатель не является прямым адресатом этого стихотворения. «Над вымыслом слезами обольюсь» - признавался в такой причастности, со-бытии не бывшему переживанию Пушкин.
Ответственность читательская и авторская Когда со-переживание, со-чувствие, читательское со-бытие бытию и событию, посланию текста становится столь сильным, что читателя уже не возможно убедить в том, что текст является допущением или авторским вымыслом, ответственность за последствия между автором и интерпретатором послания делится пополам. • Читатель должен понимать, что имеет дело с текстом (Гумилев не избивал жену, Маяковский не наслаждался смертью детей, а я не должен умереть, поглощенный судьбой гетевского Вертера – пусть и решать это мне самому). • Автор же вынужден осознавать возможные последствия влияния на читателей своего замысла, ставшего текстом.
Вывод • Итак, поступок, как реализация своей свободной воли, и возможность «бытия» для каждого из нас, предполагает ответственность, то есть осознание возможности отклика. • Слово как устное, так и письменное может быть приравнено к поступку, в том числе и как речевой акт. • Поэтический текст является уникальной формой высказывания, поскольку его тропологическая структура предоставляет широкое поле для интерпретации, предполагающей ответственность за последствия этой интерпретации, как автора поэтического текста, так и его читателя.
Скачать презентацию ВСТУПЛЕНИЕ Поступок как реализация своей свободной воли и
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ДОКЛАД 17 ОКТЯБРЯ 2010.ppt