Тема поэта и поэзии в лирике Николая Гумилева

Тема поэта и поэзии в лирике Николая Гумилева Роль поэзии в жизни — ключевое место в мировоззрении поэта. Это та социальная ниша, которая позволяет поэту чувствовать себя нелишним в обществе и мире вообще. По способу определения места поэзии авторов можно разделить на два "лагеря": на тех, кто считает поэзию дополнением (разумным) к общественному долгу, и тех, кто ставит ее во главу угла, почитает поэзию за определенный фактор поведения. Поэзия для Гумилева глубоко ритуальна. Николай Гумилев отдается ей полностью и этим гордится. Поэт предстает у него жрецом, который строчкамизаклинаниями способен судить и корректировать действительность. Но за такие привилегии необходимо платить — поэт становится вечным скитальцем конкистадором, потерявшим свое Эльдорадо, так ни разу его и не увидевшим.

Чрезвычайно ярки в лирике Гумилева мотивы призвания и служения: нечто сверхъестественное бесповоротно меняет жизнь. Например, в "Надменный, как юноша, лирик. . . " ("Чужое небо") автору является некто незваный и блеском случайных жестов превращает жизнь в хаос: . . . И стал я с тех пор сумасшедшим, Не смею вернуться в свой дом И все говорю о пришедшем Бесстыдным его языком. Очевидно, так становятся поэтами. Стоит обратить внимание на черты "надменного юноши", олицетворяющего поэзию. Он капризен и претенциозен, не ведает о такте, самососредоточен, но в то же время нельзя не покориться его обаянию и "дерзкой игре перстнями".

Другой повторяющийся мотив — осознание необходимости жертвы и неотвратимости гибели на пути конкистадора; как не случайности, но платы, части ритуала. Например, стихотворение "Конквистадор", где герой, умирая, не отказывается от цели: . . . А ПЛАМЯ КЛУБИЛОСЬ И ЖДАЛ КОНКВИСТАДОР, ЧТОБ В СМЕРТИ ОТКРЫЛОСЬ ЕМУ ЭЛЬДОРАДО. То есть поэзия для Гумилева самодостаточна и не требует иных оправданий своего существования. Поэт даже не понимает, как можно обходиться без этого единственно необходимого компонента бытия, без "светлого рая" и пути к нему. Как например в стихотворении "Христос": ОН ИДЕТ ПУТЕМ ЖЕМЧУЖНЫМ ПО САДАМ БЕРЕГОВЫМ. ЛЮДИ ЗАНЯТЫ НЕНУЖНЫМ, ЛЮДИ ЗАНЯТЫ ЗЕМНЫМ. . .

ЛЮБОВНАЯ ЛИРИКА НИКОЛАЯ ГУМИЛЕВА Николай Степанович Гумилев — прекрасный поэт нашего столетия. Он оставил нам интересное и значительное литературное наследие, оказал влияние на дальнейшее развитие нашей отечественной поэзии. Его трагическая гибель в августе 1921 года от рук большевиков — трагедия нашего народа. Всей своей жизнью — и реальной и поэтической — Н. Гумилев стремился олицетворять волевое мужское начало. В поисках неизвестного и неизведанного вела его по странам и континентам «муза дальних странствий» . Он погиб на взлете, еще не достигнув пушкинского возраста. В сознании читателей поэт воспринимается обычно как великий путешественник, «открыватель новых земель» , либо как поэт-воин, но любовная лирика его столь же, на мой взгляд, полнокровна и тонка, хотя и находится всегда несколько в тени в сравнении с остальным его творчеством.

Но чего стоит только тот факт, что признанная королева русской поэзии Анна Ахматова была его любимой, женой и матерью его детей. Он посвятил ей прекрасное стихотворение: … Я вас люблю, забудьте сны! — В молчанье Она, чуть дрогнув, веки подняла, И я услышал звонких лир бряцанье И громовые клекоты орла. Орел Сафо у белого утеса Торжественно парил, и красота Бестенных виноградников Лесбоса Замкнула богохульные уста. (Жестокой -1912)

От любовной лирики Гумилева веет некоторой первозданностью, дикой волей и страстью. Примечательно, что любовная лирика поэта писалась им как бы с учетом того, что слова будут положены на музыку. В его стихотворениях ощущается особый мелодический рисунок, близкий к романсу. Вот я один в вечерний тихий час, Я буду думать лишь о вас, о вас. Возьмусь за книгу, но прочту: «она» , И вновь душа пьяна и сметена. Через языческие образы, как видим, передано волшебное состояние любви к женщине. Автор хорошо знает, что любовь на Руси — чувство, включающее в себя стихийные силы природы. Причем у Гумилева, в отличие от Есенина, например эти силы стихии всегда грозные, недоступные воле человека. Как говорится, кого хочет казнит, кого хочет милует, любовь зачастую обладает таким же свойством. В стихах о любви этого поэта нет пошлости, грубости, хоть какого-то неуважения к женщине, которыми иной раз грешат стихи иных поэтов.

Герой-любовник Гумилева благородный рыцарь с мечом и розой. Он преклоняется перед женщиной. Не только не предъявляет ей претензий, но напротив — доходит до самоуничижения и жертвенности. Особенно ярко эти чувства проявились в стихотворении Гумилева «Отравленный» : Знай, я больше не буду жестоким, Будь счастливой, с кем хочешь, хоть с ним, Я уеду далеким, Я не буду печальным и злым. Мне из рая, прохладного рая, Видны белые отсветы дня… И мне сладко — не плачь, дорогая, — Знать, что ты отравила меня. (Отравленный -1912) Гумилев забросил своего героя-любовника, аж, на далекую звезду Венеру. В этом заложен двойной, и даже тройной смысл: Венера — реальная в космосе, Венера — богиня любви и Венера — судьба. Нету смерти, терпкой и душной. Если умирают на Венере — Превращаются в пар воздушный. Судьба распорядилась жестоко, но она не смогла уничтожить любовь Гумилева. Знакомясь с его стихами о любви, глубже и ответственнее начинаешь относиться к этому великому и таинственному чувству.

ТЕМА СМЕРТИ В ТВОРЧЕСТВЕ НИКОЛАЯ ГУМИЛЁВА Весной 1922 года петроградский печатный орган «Революционное дело» сообщил такие подробности о казни участников дела профессора Таганцева: “Расстрел был произведён на одной из станций Ириновской железной дороги. Арестованных привезли на рассвете и заставили рыть яму. Когда яма была наполовину готова, приказано было раздеться. Начались крики, вопли о помощи. Часть обречённых была насильно столкнута в яму, и по яме была открыта стрельба. На кучу тел была загнана и остальная часть и убита тем же манером. После чего яма, где стонали живые и раненые, была засыпана землёй”. Среди погибших был русский поэт Николай Степанович Гумилёв, первый поэт, расстрелянный советской властью. Георгий Иванов приводит слова С. Боброва (в пересказе М. Л. Лозинского) о подробностях гибели Гумилёва: “Да. . . Этот ваш Гумилёв. . . Нам, большевикам, это смешно. Но, знаете, шикарно умер. Улыбался, докурил папиросу. . . Фанфаронство, конечно. Но даже на ребят из особого отдела произвёл впечатление. Пустое молодечество, но всё-таки крепкий тип. Мало, кто так умирает. . . ” Гумилёв и в застенках ЧК хранил завидное спокойствие, уверяя в письмах жену, что беспокоиться нечего, “я играю в шахматы”.

О смерти Гумилёв думал всегда. Известно, например, что в возрасте одиннадцати лет он пытался покончить с собой. А за полгода до ареста, в рождественский вечер 1920 года, произнёс перед Ириной Одоевцевой следующий монолог: “Я в последнее время постоянно думаю о смерти. Нет, не постоянно, но часто. Особенно по ночам. Всякая человеческая жизнь, даже самая удачная, самая счастливая, трагична. Ведь она неизбежно кончается смертью. Ведь как ни ловчись, ни хитри, а умереть придётся. Все мы приговорены от рождения к смертной казни. Смертники. Ждём – вот постучат на заре в дверь и поведут вешать. Вешать, гильотинировать или сажать на электрический стул. Как кого. Я, конечно, самонадеянно мечтаю, что Умру я не на постели, При нотариусе и враче. . .

Или что меня убьют на войне. Но ведь это, в сущности, всё та же смертная казнь. Её не избежать. Единственное равенство людей – равенство перед смертью. Очень банальная мысль, а меня всётаки беспокоит. И не только то, что я когда-нибудь, через много-много лет, умру, а и то, что будет потом, после смерти. И будет ли вообще что-нибудь? Или всё кончается здесь, на земле: «Верю, Господи, верю, помоги моему неверию. . . » ” Стать выше смерти вдруг – невозможно. Достойно умереть – задача непростая, для многих непосильная. Николай Гумилёв очень рано задумался над вопросом о гордости и независимости перед смертельной опасностью. Ещё в тетрадке юношеских, почти детских стихов появляются такие строки: Люблю я чудный гордый вид, Остроконечные вершины, Где каждый лишний шаг грозит Несвоевременной кончиной.

В октябре 1905 года, когда в стране разразились бунты после поражения в русско-японской войне, вышел сборник стихов Н. Гумилёва «Путь конквистадоров» , ни по названию, ни по теме явно не соответствующий духу времени. Восемнадцать стихотворений, составлявших сборник, являлись вариациями на идеи Ницше, лирику Бальмонта, рыцарские романы. Не случайно автор потом, по сути дела, отказался от сборника как от первой книги в творческой биографии. Тем не менее нечто истинно гумилёвское объединяло эти восемнадцать вариаций – это стремление вырваться за рамки обыденной жизни любой ценой, даже ценой смерти. Причём смерть для героя стихов не была роковым, неизбежным препятствием в достижении чего-либо. Напротив, она последнее и верное средство в осознании запредельного, высшего начала. Позже Гумилёв пишет об этом прямо: И если в этом мире не дано Нам расковать последнее звено, Пусть смерть приходит, я зову любую!

Во втором поэтическом сборнике – «Романтические цветы» тема смерти отражена больше, чем в других: Свершилось: мы умерли оба, Лежим с успокоенным взглядом. Два белые, белые гроба Поставлены рядом. ( «Мне снилось» ) И живая тень румянца Заменилась тенью белой, И, как в странной позе танца, Искривясь, поникло тело. И чужие миру звуки Издалёка набегают, И незримый бисер руки, Задрожав, перебирают. ( «Самоубийство» ) Ты умрёшь бесславно иль со славой, Но придёт и властно глянет в очи Смерть, старик угрюмый и костлявый, Нудный и медлительный рабочий. ( «За гробом» )

В 1912 году выходит сборник «Чужое небо» . Новый сборник показал автора не только утончённым лириком, но и философом европейского склада. Тема смерти в книге как бы отходит на второй план, даётся не так вычурно, проще. Трагизм же происходящего от этого только усиливается: Молчу, томлюсь, и отступают стены: Вот океан весь в клочьях белой пены, Закатным солнцем залитый гранит, И город с голубыми куполами, С цветущими жасминными садами, Мы дрались там. . . Ах, да! я был убит. Именно в этом сборнике зазвучали пророческие ноты Гумилёва о своей трагической участи. Последние три книги Гумилёва – «Костёр» , «Шатёр» и «Огненный столп» – отличаются печатью мастера стиха, эволюцией взглядов поэта. Жизнь и смерть человека предстают в неразрывной связи с прошедшим и будущим человечества. Гумилёв как бы синтезирует накопленный его предшественниками опыт.

“Я про Колю знаю. . . их расстреляли близ Бернгардовки. . . Я узнала через десять лет и туда поехала. Поляна, кривая маленькая сосна, рядом другая, мощная, но с вывороченными корнями. Это и была стенка. Земля запала, понизилась, потому что там не насыпали могил. Ямы. Две братские ямы на шестьдесят человек. . . ” – вспоминает Анна Ахматова. Среди этих шестидесяти под № 30 был поэт, проживший не одну жизнь, переживший не одну смерть. Мог ли он умереть здесь иначе, как не улыбаясь смерти? Гумилёв знал, что на этой поляне под дулами винтовок он делал последние шаги к бессмертию.

Тема Востока в творчестве Николая Гумилева К теме Востока поэт обращается на протяжении всего творческого пути. Начиная с 1910 года, практически в каждом поэтическом сборнике появляются отдельные восточные, буддийские мотивы и символы. Не говоря уже о замысле написать пьесу «Жизнь Будды» , осуществить который автор, к сожалению, не успел. На белом пригорке, над полем чайным У пагоды ветхой сидел Будда, Пред ним я склонился в восторге тайном И было так сладко, как никогда. Так тихо, так тихо над миром дольным, С глазами гадюки, он пел и пел О старом, о странном, о безбольном, О вечном, и воздух вокруг светлел.

Обращаясь к теме Востока, поэт выступал в авангарде эпохи, одной из характернейших тенденций которой стало стремление к диалогу, синтезу, как в русле философской, так и эстетической мысли. Обращение к основам буддизма способствовало развитию и углублению одной из главных тем творчества Н. Гумилёва — темы смерти, в толковании которой уcиливается фаталистический пафос, что не мешает автору ценить радости жизни. Буддийское же учение предлагает устранение индивидуального своеобразия, отвергает мысль о свободной воле, которая будто бы присуща личности. Реальное человеческое бытие рассматривается при этом как страдание, заведомо предопределённое законами абсолюта. После смерти не только тело, но и сознание распадается на множество элементов, которые затем в ином сцеплении и в другом месте возродятся, демонстрируя законы абсолюта. И вот мне приснилось, что сердце моё не болит, Оно — колокольчик фарфоровый в жёлтом Китае На пагоде пёстрой… висит и приветно звенит, В эмалевом небе дразня журавлиные стаи. А тихая девушка в платье из красных шелков, Где золотом вышиты осы, цветы и драконы, С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов, Внимательно слушая лёгкие, лёгкие звоны.

Данная тема раскрывается в таких стихотворениях как «Возвращение» , «Путешествие в Китай» , «Заблудившемся трамвай» , «И вот мне приснилось, что сердце моё не болит. . . » и другие.