Русское стихосложение в XVIIIв Подготовила студентка 1 курса

Русское стихосложение в XVIIIв. Подготовила студентка 1 курса филологического факультета 11 группы Аббакумова Юлия

Насущной проблемой развития отечественной словесности становится в XVIII в. создание новой системы стихосложения, способной обслуживать возросший стилевой и жанровый диапазон новой литературы. В русской ученой поэзии господствовала пришедшая из Польши силлабическая система, основанная на равенстве строк по числу слогов, постоянной цезуре и женской рифме. Для народной поэзии был характерен тонический стих, построенный на упорядоченности количества ударений в строке. Общий смысл реформы русского стиха сводился к соединению двух этих систем: книжной силлабической и народной тонической - в единую силлабо-тоническую.

Василий Кириллович Тредиаковский (1703 -1769) в некотором смысле предвосхитил судьбу Ломоносова. Он родился в Астрахани в семье священника, побуждаемый ревностной тягой к знаниям, бежал из дому в Москву и в 1723 г. поступил в славяно-греко-латинскую академию. Однако уже в 1725 г. оказался за границей самовольно, побывал в Голландии, Франции, Германии, учился в Сорбонне. В Россию Тредиаковский вернулся в 1730 г. с основательным багажом филологических знаний и переводом романа Поля Тальмана «Езда в остров любви» . К последнему Василий Кириллович присовокупил несколько своих оригинальных стихотворений – и это первые дошедшие до нас образцы любовной лирики на русском языке.

Новаторство Тредиаковского проявилось прежде всего в реформировании силлабической системы стихосложения. В 1734 г. Василий Кириллович написал первое на русском языке силлабо-тоническое стихотворение, обращенное к барону Иоганну Альбрехту фон Корфф. Вот оно: Зде сия, достойный муж, что ти поздравляет, Вящия и день от дня чести толь желает (Честь, велика ни могла б коль та быть собою, Будет, дастся как тебе, вящая тобою), Есть Российска муза, всем и млада и нова; А по долгу ти служить с прочими готова. Многи тя сестры ее славят Аполлона, Уха но не отврати и от Росска звона. Слово красно произнесть та хоть не исправна; Малых по отцам детей и нема речь нравна. Все желания свои просто ти износит, Те сердечны приими, се нижайша просит. Счастлива и весела мудру ти служити: Ибо может чрез тебя та достойна быти, Славны воспевать дела, чрез стихи избранны, Толь великия в женах монархини Анны. Текст крайне труден для восприятия. Ориентируясь на латинскую поэзию, в которой допустим любой порядок слов в предложении, Тредиаковский позволяет себе чудовищные инверсии. Оно написано хореем, то есть двусложным размером, в котором ударение приходится на первый слог в стопе.

В 1735 году Тредиаковский издал "Новый и краткий способ к сложению российских стихов с определениями до сего надлежащих знаний". Главное внимание здесь уделено героическому стиху - гекзаметру. Создав его теорию, поэт реализовал её в громадных поэмах "Аргениде"и "Телемахиде". Тредиаковский вводит термины античной поэтики, которые стали необходимы: спондей (двухсложная стопа, в которой оба слога ударны), пиррихий (оба слога безударны), хорей, или трохей (первый слог ударный, второй нет), ямб (наоборот). Он требует, чтобы в гекзаметре и пентаметре (пятимерном стихе, состоящем из одиннадцати слогов), правильно чередовались ударные и безударные слоги. В этом и состоит суть реформы, потому что до сих пор в силлабическом стихосложении правильного чередования ударных и безударных слогов не было. Решающий шаг от силлабического стихосложения, в котором счет идет по слогам, к силлабо-тоническому в котором счет идет и по слогам , и по ударениям, сделан.

Михаил Васильевич Ломоносов (19 ноября 1711 г. - 15 апреля 1765 г. ) оценил основную мысль Тредиаковского: русскому языку свойственно силлаботоническое стихосложение. Но Ломоносов развил это положение, довёл преобразование русского стиха до конца. В 1739 году Ломоносов, учившийся тогда в Германии, написал «Письмо о правилах Российского стихотворства» , в котором доказав (и теоретически, и отрывками из своих поэтических произведений), что русский язык даёт возможность писать не только хореем и ямбом, как утверждал Тредиаковский, но и анапестом, и сочетанием ямбов с анапестами, и хореев с дактилями, что можно применять рифмы и мужские, и женские, и дактилические и чередовать их. Ломоносов считал, что силлабо-тоническое стихосложение следует распространять на стихи любой длины - восьмисложные, шестисложные, четырёхсложные, а не только на одиннадцати и тринадцати сложные, как это делал Тредиаковский.

Провозгласив эстетическое равноправие всех размеров, Ломоносов все же отдает предпочтение ямбу. По его мнению, он усиливает благородство и возвышенность содержания и потому более всего подходит для сочинения од. В то же время хорей более пригоден для изображения чувств, "скорых и тихих действий". Опираясь на античные эстетики, Ломоносов высказывает проницательные соображения о русском стихе: история показала, что ямб тяготеет к выражению мыслей, хорей-чувств; ямб тяготеет к книжности, хорей - к народности, фольклорности. Разумеется, об этих тяготениях можно говорить лишь в самых общих чертах; каждый индивидуальный случай следует рассматривать особо. Но все-таки самым важным среди всех открытий Ломоносова оказалось утверждение четырехстопного ямба. Его настолько полюбили в России, что, в известном смысле, особенно у таких поэтов, как Ломоносов, Державин, Пушкин, Баратынский, он воспринимается как представитель стихотворной речи вообще. Этот стихотворный размер воспел Ходасевич, и лучше о его значении не скажешь, сколько ни старайся: …С высот надзвездной Музикии К нам ангелами занесен, Он крепче всех твердынь России, Славнее всех её знамен. Из памяти изгрызли годы, За что и кто в Хотине пал, - Но первый звук Хотинской оды Нам первым криком жизни стал…

В соответствии с представлениями классицизма, Ломоносов смотрел на народное творчество как на грубое, примитивное и ни в чем не ориентировался на фольклорный стих. От Ломоносова пошла старшая линия стихотворства. Почти все лучшее в поэзии было написано ямбом, хореем, дактилем, амфибрахием, анапестом, дольником. От Тредиаковского пошла младшая линия, в большей степени ориентированная на народный стих. "Песни западных славян" и некоторые сказки Пушкина, "Песня про царя Ивана Васильевича. . . " Лермонтова демонстрируют её большие возможности. В своеобразном споре старшей и младшей линии вырабатывались новые стиховые и жанровые формы, возникали поэтические открытия. Этот спор давал все новые импульсы движению поэзии. К середине XVIII века система жанров русской поэзии уже сформировалась. Ломоносов участвовал в этом процессе наряду с другими поэтами. Но он совершил важный шаг, закрепив в "Предисловии" современную ему норму: он указал, какой стиль приличествует какому жанру. Героической поэме и оде подобает высокий стиль. Трагедии, стихотворные дружеские письма (послания), сатиры, залоги (идиллии), элегии надлежит писать стилем средним. Комедии, эпиграммы, песни - область применения низкого стиля.

Александр Петрович Сумароков Тредиаковский завершил литературу борокко. Ломоносов подвёл литературу к классицизму. Литературу высокого классицизма в России создал Александр Сумароков. Он это сознавал и не стеснялся произносить вслух, за что и подвергался нападкам и насмешкам. Тредиаковский родился в 1703 году, Ломоносов - в 1711, Сумароков - в 1718. Сначала Сумароков взирал на старших поэтов, как на учителей; потом присоединился к Ломоносову в его спорах с Тредиаковским; потом восстал против Ломоносова, рассорившись с ним как в человеческом, так и в литературном плане. Осознав свою литературную позицию, как вождя русского классицизма, Сумароков увидел в поэзии Ломоносова следы эстетики барокко и стал их критиковать. Классицизм требовал строго последовательного развития мысли - Ломоносов в одах сознательно культивировал "лирический беспорядок". Классицизм настаивал на возможно более ясном изложении движения чувств - Ломоносов старался через иррациональные метафоры и сравнения передать кипение страстей в человеке, противоречивость эмоциональной сферы. Рядом с Ломоносовым нарочито усложненным выглядел Тредиаковский. Рядом с Сумароковым - Ломоносов.

Сумароков создал тексты, последовательно ориентированные на напевный тип интонации. Оказывается, мы не только у истоков поэзии женского сердца, но и у начала той мелодической линии в истории поэзии, которая отмечена жанрами русской песни, салонного и цыганского романса, именами И. Дмитриева, Жуковского, Фета, Блока, Есенина. От Сумарокова пошла и русская басня. Поэт называл свои басни притчами и писал их в значительном количестве. Они нравились, им подражали. Сатиры его язвили. Эпиграммы были остры, например: Танцовщик, ты богат, профессор, ты убог, Конечно, голова в почтеньи меньше ног. Но песни. . . В них Сумароков дерзко совмещал казалось бы несовместимые силлабо-тонические размеры. Чувствуется, как под напором страсти ломаются только недавно установленные, казавшиеся незыблемыми правила. Пусть разрываются, кто позавидует Жару любовному наших сердец; А я влюбясь назло им всем, Пребуду в век верна, Коль в сердце буду я твоём Всегда одна.

Смелость и искусство стихотворца столь велики, что он вообще выходит за пределы пяти канонизированных силлабо-тонических метров и создает замечательные подражания народной песне: Вижу, венок пошел на дно, Вижу, венок мой потонул: Знать, на уме у нас одно, Знать, о мне миленький вздохнул. . . В числе прочего Сумароков дал примеры свободного стиха, верлибра, - стихотворной системы, отдельные примеры которой мы встречаем у поэтов XIX в. И которая вполне была освоена только в XX веке.

К началу XIX века российский поэтический стиль подошёл к идеям романтизма. Романтизм - в широком смысле слова художественный метод, в котором доминирующее значение имеет субъективная позиция писателя по отношению к изображаемым явлениям жизни, тяготение его не столько к воспроизведению, сколько к пересозданию действительности, что ведёт к развитию условных форм творчества (фантастика, гротеск, символичность и пр. ), к выдвижению на первый план исключительных характеров и сюжетов, к усилению субъективно-оценочных элементов и авторской речи, к произвольности композиционных связей. Если вдуматься, все мы не только вышли из XVIII века, но и сейчас прочными, незримыми нитями связаны с этим безумным и мудрым, незабвенным временем.