Почему демография важнее всего А Г Вишневский директор

Почему демография важнее всего? А. Г. Вишневский, директор Института демографии НИУ ВШЭ Международная весенняя школа по демографии Москва-Вороново, 25 -30 апреля 2014 г.

Демографический переход меняет репродуктивную стратегию вида Homo sapiens

В 60 -е годы прошлого века американские экологи Роберт Мак. Артур и Эдвард Уилсон сформулировали представление о двух стратегиях размножения популяций в природе – затратной r-стратегии, при которой производится огромное потомство, почти полностью вымирающее до следующего цикла размножения, и экономичной К-стратегии – потомства гораздо меньше, но, благодаря его жизнеспособности, его вполне достаточно, чтобы поддерживать постоянную численность популяции. По мере продвижения по эволюционной лестнице соотношение этих двух стратегий неуклонно изменяется в пользу К-стратегии.

Десятки тысячелетий тому назад человек, выделившись из животного мира, в смысле экономичности размножения оставил своих животных предков далеко позади, сделал огромный шаг в совершенствовании К-стратегии. Но надо было дожить до 20 -го века, чтобы понять: и это еще не предел. Небывалое снижение смертности в 19 -м и особенно в 20 -м веке изменило условия поддержания демографического равновесия и потребовало перехода к новому его типу – небывалого в истории события, равного которому еще не было. По сути, этот переход изменяет условия существования человека как вида. Сам вид в биологическом смысле не меняется, но претерпевают фундаментальные перемены условия размножения человеческих популяций, человек достигает предельного триумфа К-стратегии размножения над r-стратегией.

Эти происходящие на наших глазах небывалые перемены описывает и концептуализирует теория демографического перехода. Она определяет их как переход от одного типа равновесия между рождаемостью и смертностью к другому, как трансформацию «диссипативной» системы, связанной с потерей демографической энергии (высокие рождаемость и смертность), в систему, «экономизирующую» эту энергию (низкие рождаемость и смертность) (М. Ливи Баччи).

273 года назад, в 1741 году, в Берлине, вышла книга немецкого лютеранского пастора Иоганна Петера Зюссмильха под названием «Божественный порядок в изменениях рода человеческого, подтверждаемый его рождениями, смертями и размножением» .

Среди правил, предписываемых Божественной мудростью, Зюссмильх отметил такие: 1) Бог заботится о равновесии смертности и рождаемости. Божественный порядок требует населения, но не перенаселения; 2) Бог повсеместно предписывает человеку некоторую продолжительность жизни; 3) Бог управляет смертями таким образом, что продолжительность жизни оказывается достаточной для продолжения рода; 4) Бог дает возможность человеку выжить в любом месте на Земле; 5) Бог заботится об определенном порядке в воспроизводстве двух полов.

Парадокс истории заключается в том, что трактат Зюсмильха появился тогда, когда описанный им тысячелетний Божественный порядок доживал свои последние дни. Стремительно надвигались события, которые резко нарушили сложившуюся систему равновесий и потребовали установление иного равновесного порядка. Наступала новая эпоха, которая требовала новых правил игры, новой культурной регламентации, новых традиций. Центральную роль в этих переменах сыграло небывалое снижение смертности.

Эпидемиологический переход первый этап демографического перехода

Совокупность процессов, в корне изменивших, революционизировавших, «модернизовавших» весь процесс вымирания поколений, получила название «эпидемиологического перехода» . Этот переход стал частью перемен, подготовленных столетиями экономического и социального развития европейского общества и приведших к возникновению новой, индустриальной и городской цивилизации, пришедшей на смену ее прежнему, тысячелетиями господствовавшему на Земле типу - аграрной, сельской цивилизации

За короткое время коренным образом изменился тысячелетний порядок вымирания поколений Три варианта возрастного распределения смертей 100000 родившихся

Европейское средневековье жило под знаком четырех всадников Апокалипсиса. Они были неотъемлемой частью Божественного «порядка» Конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить. (Христос? Антихрист? ) Конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друга; и дан ему большой меч. (Война? ) Конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей. (Голод? ) Конь бледный, и на нем всадник, которому имя "смерть ". (Чума? ) Четыре всадника Апокалипсиса. Альбрехт Дюрер, 1497 -1498 И ад следовал за ним (и? ); и дана ему (им? ) власть над четвертою частью земли - умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными.

Суть эпидемиологического перехода заключается в том, что людям впервые в истории удалось обуздать «всадников Апокалипсиса» , установить эффективный контроль над основными экзогенными факторами смертности и благодаря этому почти полностью вытеснить причины смерти, от которых большинство людей умирало, не дожив до старости, а особенно в детстве, и отодвинуть смерть к более поздним возрастам.

Эпидемиологический переход привел к смене одного типа патологии, определяющей характер заболеваемости и смертности населения, другим ее типом, одной структуры болезней и причин смерти — другой. Это произошло не сразу, было обусловлено многими экономическими, социальными, культурными и технологическими факторами. Условной точкой начала эпидемиологического перехода можно считать открытие в конце XVIII века английским врачом Эдвардом Дженнером метода вакцинации (от латинского «вакка» , «корова» ) против оспы.

СОБОЮ ПОДАЛА ПРИМЕР. МЕДАЛЬ, ОТЧЕКАНЕННАЯ В ПАМЯТЬ О ПРИВИВКЕ ЕКАТЕРИНОЙ II ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ОСПЫ СЕБЕ И СВОЕМУ СЫНУ, БУДУЩЕМУ ИМПЕРАТОРУ ПАВЛУ 12 ОКТЯБРЯ 1768 ГОДА. Картина французского художника Гастона. Теодора Меллинга (1879) «Эдвард Дженнер делает в 1796 году первую вакцинацию против оспы» .

Открытие Дженнера означало не просто создание надежного иммунитета против одной из самых страшных болезней, оно впервые показало огромную эффективность принципа индивидуальной защиты человеческого организма. Применение этого принципа в борьбе с оспой оставалось исключением в медицинской практике до последней трети XIX в. , когда, прежде всего благодаря работам Луи Пастера (1822 – 1895), была создана бактериологическая теория болезней и указан принципиальный путь борьбы с ними. Этот путь вел не только к надежной профилактике инфекционных заболеваний путем вакцинации (именно Пастер ввел этот термин в широкое обращение), но, как показало развитие микробиологии уже в XX в. , и к чрезвычайно эффективному лечению многих из них.

Новые методы борьбы со смертностью оказались чудодейственными

С начала XIX века в Европе началось стремительное снижение младенческой и детской смертности

За 100 -150 лет ожидаемая продолжительность жизни, которая не менялась тысячелетиями, увеличилась в полтора-два раза и продолжала расти

Снижение рождаемости второй этап демографического перехода

Небывалое снижение смертности и удлинение продолжительности жизни стало величайшим триумфом человека, но оно подорвало извечный «Божественный порядок» , ибо необратимо нарушило тысячелетнее демографическое равновесие. Временные и локальные случаи такого нарушения нередко встречались и прежде, и история знает четыре регулятора, обеспечивающие восстановление равновесия: новое повышение смертности, иногда намеренное (детоубийство); эмиграция; снижение рождаемости через брачность ( «мальтузианское» решение); регулирование рождаемости современного типа ( «неомальтузианское» решение).

Реальная массовая практика, как правило, знала только три первых регулятора, их было достаточно в условиях небольших колебаний смертности и в целом они не нарушали «Божественного порядка» . Но когда снижение смертности приобрело всеобщий и необратимый характер, все эти регуляторы были испробованы, и их оказалось недостаточно для восстановления нарушенного равновесия. Тогда-то и понадобился четвертый регулятор, к которому прежде почти не прибегали. Этот регулятор – намеренное снижение рождаемости.

Высокая смертность была частью привычного порядка, одним из краеугольных камней, на которых выстраивалось все здание традиционных культурных норм, религиозных и нравственных предписаний, регулировавших демографическое поведение людей. Именно она диктовала повсеместное конвергентное развитие тех принципов социальной жизни, которые затрагивали производство и выхаживание потомства и обеспечивали непрерывность поколений.

При всем многообразии культурных форм и норм у разных народов, все они покоились на общем основании. Брак должен был быть почти всеобщим и пожизненным, в женщине видели, в первую очередь, продолжательницу рода, большое число детей рассматривалось как благословение божье, всякое вмешательство в процесс прокреации осуждалось и т. д. Все эти нормы охраняли высокую рождаемость, без которой человечество было бы обречено на вымирание. Но в условиях высокой смертности высокая рождаемость вовсе не означает многодетности.

Существует глубоко укоренившееся, но не имеющее ничего общего с действительностью убеждение, что в прошлом у всех народов, в том числе и в России, преобладали или, во всяком случае, были широко распространены, многодетные родители. Это убеждение – результат подмены понятий, когда число детей отождествляется с числом рождений без учета смертности. Но смертность вносила очень большие коррективы в фактическое число детей – на этом и держалось равновесие. Многодетность традиционной семьи – это миф. Медленный рост населения, иногда чередующийся с его сокращением, говорит о массовой малодетности супружеских пар на протяжении истории, об этом же говорят и свидетельства современников, и нынешние исследования историков.

Одно из главных проявлений Божественного порядка в прошлом - чрезвычайно медленное размножение населения Земли, позволявшее поддерживать равновесие между числом людей и количеством средств существования в условиях застойной аграрной экономики. К концу ХVIII века – века Зюссмильха – население планеты не достигло еще 1 миллиарда человек – итог размножения людей на Земле за несколько десятков тысячелетий. Это означает, что каждое следующее поколение по численности почти не отличалось от предыдущего, то есть, что на смену каждой «средней» родительской паре приходило чуть-чуть больше, чем два ребенка.

Зюсмильх: Можно считать правилом, что половина всех родившихся не достигают четырех лет, а двое из трех не доживают до 11 -летнего возраста, или что только треть всех родившихся живет больше 10 лет… Опыт говорит нам, что есть немало родителей, кои сохраняют в живых всех своих детей, что из десяти или большего их числа нередко умирают лишь немногие. Но зато у других родителей погибают все дети, и родители остаются ни с чем. … Но почему все так происходит? Не пытается ли Бог осуществить свой замысел посылая одним тайное наказание а другим тайные награды? И не дает ли это нам, людям, повод задуматься над этим замыслом, и не поощряет ли нас тем самым следовать нашему долгу? Ломоносов: Коль много есть столь несчастливых родителей, кои до 10 и 15 детей родили, а в живых ни единого не осталось?

В XVIII в. шведский статистик П. -В. Варгентин утверждал, что римский закон, дававший привилегии родителям трех взрослых детей, был бы применим лишь к немногим жителям Швеции. Ф. Кенэ, произведя расчеты, касающиеся населения Франции, писал: «Основываясь на ходе воспроизводства населения, можно считать, что каждая пара, состоящая из мужчины и женщины, имела бы по крайней мере двух детей, которые достигли бы брачного возраста, и несколько детей, умерших до наступления его» . По данным автора XVIII в. М. Мессанса, из более чем 22 тысяч обследованных семей в округах Овернь, Лион и Руан лишь 3, 6% имели 6 и более детей. По данным голландского автора Николая Стрюйка (1687 -1769), средний размер семьи в 59 голландских селах: 12005 домохозяйств с населением в 45888 душ – 3, 8 на одно домохозяйство. По оценке шведского автора Эфраима-Отто Рунеберга в работе, опубликованной в 1762 г. , каждый брак давал, в среднем, 5 детей, из которых двое оставались в живых.

Состав домохозяйств в Европе. Число детей на 100 домохозяйств A. Fauve-Chamoux et R. Wall. Nuptialité et famille // Histoire des populations de l’Europe. I. Des origines aux prémices de la révolution démographique. Fayard, 1997

«Число детей редко превышало шесть человек. Естественно, что встречались семьи и с большим числом детей — от 7 до 11, но таких было совсем немного — около 2%. Наиболее же характерны семьи, имеющие одного–трех детей: у монастырских крестьян их 71, 8%, а у помещичьих — 67, 7%» . Е. Бакланова. Крестьянский двор и община на русском Севере, конец XVII — начало XVIII в. М. , 1976. «С конца XV века вплоть до середины XIX века… крестьянская семья по своей численности не претерпевала принципиальных изменений. В северо-западных районах она находилась в стабильном состоянии, колеблясь в среднем от 5 до 7 душ обоего пола; в западных районах — от 7 душ в 1678 году до 8 душ; в Нечерноземном центре с начала XVII в. она возросла с 4– 5 душ до 7 душ; в Поморье колебания с середины XVI века наблюдались с 5 до 7 душ; в Поволжье — между 5 и 8 душами и, наконец, в Черноземном центре ее численность со второй половины XVII века до середины XIX века была наибольшей — 8– 10 душ» . В. Александров. Обычное право крепостной деревни России, XVIII – начало XIX в. М. , 1984.

Именно Божественный порядок, как его понимал Зюсмильх, и приводил к тому, что на статистическом уровне и в Европе, и в России многодетность, как и сейчас, была относительно редким исключением, среднее же число детей в семье, доживших до возраста своих родителей, если и отличалось от того, какое наблюдается сейчас в европейских странах, то ненамного, колеблясь вокруг магической цифры 2. Этот вопрос изучался историками-демографами во многих странах, полученные результаты не оставляют места для разночтений.

Изменение «Божественного порядка» в одном звене – исчезновение высокой смертности – необратимо нарушая сложившееся равновесие, влечет за собой цепочку других изменений, без которых восстановление равновесия, возврат к «магической цифре 2» невозможны. Снижение смертности делает ненужными, более того, - опасными традиционную высокую рождаемость и всю систему охраняющих ее культурных норм. Их сохранение порождает массовую многодетность и стремительный рост населения, что вступает в противоречие с экономическими и прочими возможностями отдельных семей и целых государств.

В европейских странах эту опасность, прежде всего, почувствовала семья. Превращение многодетности из редкого и исключительного феномена во все более массовое явление порождало множество непривычных проблем – дробление наследств, недостаток земельных наделов, невозможность прокормить семью и т. п. - и заставляло семьи искать путей возврата к прежнему равновесию, то есть к прежней малодетности. Поначалу это осознали семьи, принадлежавшие к верхним слоям европейского общества – аристократии и буржуазии, но постепенно озабоченность непосильной многодетностью распространилась на крестьянское и городское население. Не случайно основателем неомальтузианского движения, имевшего целью снижение рождаемости в браке, стал Фрэнсис Плэйс, английский рабочий активист, отец 15 детей.

Демографическое поведение семей стало меняться, сознательное ограничение числа рождений становилось все более распространенной практикой. Массовое снижение рождаемости началось во Франции, долгое время она оставалась исключением, но с конца XIX в. к ней присоединились и другие европейские страны.

В конце ХХ века почти во всех развитых странах женщины за всю жизнь рождали, в среднем, меньше 2 детей

К концу XIX в. опасения многодетности докатились и до России, вот размышления на эту тему Долли Облонской – персонажа «Анны Карениной» Л. Толстого. «И все это зачем? Что ж будет из всего этого? То, что я, не имея ни минуты покоя, то беременная, то кормящая, вечно сердитая, ворчливая, сама измученная и других мучающая, противная мужу, проживу свою жизнь и вырастут несчастные, дурно воспитанные и нищие дети… Так что и вывести-то детей я не могу сама, а разве с помощью других, с унижением. Ну, да если предположим самое счастливое: дети не будут больше умирать, и я кое-как воспитаю их. В самом лучшем случае они только не будут негодяи. Вот все, чего я могу желать. Из-за всего этого сколько мучений, трудов. . . Загублена вся жизнь!»

В России снижение рождаемости шло, в основном, в ХХ в. Изменение распределения российских женщин разных поколений по числу рожденных детей в пользу женщин с малым числом рождений особенно заметно, начиная с поколений, родившихся в начале века и вступавших в период деторождения в 1920 -е – 1930 -е годы

В первой половине ХХ в. Россия (как и Япония) еще заметно отличалась от европейских стран и США, но после Второй мировой войны принципиальные отличия исчезли.

Вопросы, которые ставила перед собой Долли Облонская, давно задавали себе в более или менее явном виде миллионы европейских семей, вынужденных искать ответов на новую ситуацию, вызванную снижением смертности и выживанием в каждой семье все большего числа детей. И все эти ответы сводились, в конечном счете, к одному: к намеренному ограничению числа рождений. Долли была морально не готова к ограничению числа рождений, когда Анна Каренина передала ей слова врача о том, как это можно сделать, у нее на лице появилось «выражение гадливости. «Открытие это, вдруг объяснившее для нее все те непонятные для нее прежде семьи, в которых было только по одному и по два ребенка, вызвало в ней столько мыслей, соображений и противоречивых чувств, что она ничего не умела сказать и только широко раскрытыми глазами удивленно смотрела на Анну. Это было то самое, о чем она мечтала еще нынче дорогой, но теперь, узнав, что это возможно, она ужаснулась» .

Возможно, так же ужаснулись в своё время и воспитанные в традиционных правилах жители европейских стран - пионеров поиска нового демографического равновесия. Но уйти от этого поиска они не могли. Огромное снижение смертности требовало всеобщего перехода от прежнего равновесия высокой смертности и высокой рождаемости к новому равновесию низкой смертности и низкой рождаемости. А это, в свою очередь, делало неизбежным поиск новых норм демографического поведения и вовлекал в этот поиск все большее и большее число людей.

Поиск велся стихийно, миллионами семей, опробовались различные способы возврата к прежнему равновесию, но все они ставили под сомнение главную традиционную норму культурный запрет на свободу прокреативного выбора, то есть на регулирование родителями числа детей и сроков их рождения. Эта норма подвергается постепенной эрозии и, в конце концов, совершенно исчезает. Теперь за каждым человеком и за каждой супружеской парой признается право самим решать, иметь ли им детей и сколько, выбирать сроки появления детей на свет.

На какое-то время на первый план выходит вопрос о способах реализации таких решений, в конечном счете, он решается в пользу так называемого «планирования семьи» с помощью противозачаточных средств. Всеобщий запрет на намеренное предотвращение зачатия сменяется его всеобщим распространением, которое становится культурно приемлемым и даже рекомендуемым, хотя долгое время параллельно используются и другие, более архаичные методы регулирования численности потомства, в частности, аборт. Но этим дело не заканчивается.

Трансформация брака и семьи третий этап демографического перехода

Внутрисемейное регулирование деторождения с помощью современных методов «планирования семьи» - это огромная культурная инновация. Но как только эта инновация признается и получает культурную санкцию, она оказывается звеном в цепочке вытекающих из нее неизбежных перемен, затрагивающих всю исторически сложившуюся систему организации частной жизни человека, казавшиеся незыблемыми формы брака и семьи, внутрисемейные отношения, половую и семейную мораль, положение женщины и ребенка в семье и обществе и многое другое, что естественно вписывалось в прежний «Божественный порядок» .

Едва ли не главная из этих перемен - исчезновение закрепленной всеми предшествовавшими крупными культурно-нормативными системами слитности сексуального, матримониального и прокреативного поведения, автономизация каждого из них. Эта автономизация – не чья-то прихоть. Она становится неизбежной, когда, в интересах поддержания прежнего равновесия в условиях низкой смертности, прокреативное поведение должно обособиться от сексуального, ибо рождение ребенка уже не может быть неконтролируемым последствием полового акта. О том, чем чревато сохранение традиционной слитности сексуального, матримониального и прокреативного поведения в условиях низкой смертности, говорит глобальный демографический взрыв.

За десятки тысячелетий эпохи «Божественного порядка» - до начала XIX века - население мира не достигло и 1 миллиарда человек. Сейчас оно составляет 7 миллиардов, причем только за последние 60 лет увеличилось на 4, 6 миллиарда человек, и рост еще продолжается.

Демографический взрыв – глобальный по последствиям, но происходит он лишь в той части мира, где все еще господствуют или господствовали до недавнего времени нормы демографического поведения, унаследованные от эпохи «Божественного порядка» Зюсмильха. Нарушение равновесия оказалось особенно резким в развивающихся странах, где стремительное снижение смертности с помощью перенесенных с «Запада» медицинских технологий и здравоохраненческих практик привело к небывалому стремительному распространению многодетности. Это мгновенно отозвалось на динамике численности населения, оно стало расти небывалыми темпами, что обостряло и без того сложные экономические, социальные, экологические проблемы этих стран.

Прекращение роста населения, как можно более быстрое снижение рождаемости в развивающихся странах стало первостепенной заботой уже не семей, а правительств. Проводимые ООН опросы правительств о том, на что, по их мнению, должна быть направлена демографическая политика в области рождаемости, свидетельствуют о быстром увеличении числа развивающихся стран, считающих необходимым добиваться снижения рождаемости.

Снижение рождаемости – не просто декларируемая цель развивающихся стран, но и их реальная практика. Это можно проиллюстрировать примером Ближнего Востока, который многим представляется цитаделью высокой рождаемости. В середине прошлого века в этом регионе лишь Израиль выделялся относительно низкой рождаемостью. С тех пор она снизилась в Израиле, но сейчас большинство стран региона имеют рождаемость, более низкую, чем в Израиле. За 60 лет большинство стран переместилось из зоны значений коэффициента суммарной рождаемости 6 -7 в зону значений 2 -3 рождения на одну женщину. Самый низкий в этой группе стран уровень рождаемости – в Иране. Традиционного прокреативного поведения больше не существует ни в Иране, ни в большинстве арабских стран, его последним прибежищем остается тропическая Африка, но и там оно едва ли долго удержится.

Рождаемость быстро снижается в большинстве стран Азии, Латинской Америки и Океании, началось снижение рождаемости и в Африке.

Эта мировая динамика означает, что автономизация трех видов демографического поведения и вытекающие из нее проблемы затрагивают теперь уже миллиарды людей. И речь идет об очень важных – для семьи, а тем самым и для культуры, - проблемах, потому что огромный пласт культуры, а может быть, и все ее пласты связаны с экзистенциальными, затрагивающими глубинные стороны существования человека вопросами рождения, смерти, любви, привязанности, преданности и т. д. Центром решения этих вопросов на протяжении тысячелетий была именно семья.

Одним из ее главных устоев традиционной семьи как раз и было единство трех видов демографического поведения. Теперь это единство должно исчезнуть, а вместе с ним под угрозой оказываются и многие другие устои индивидуального существования человека в социуме, его жизненного пути, его самоидентификации. Какая судьба ждет семью? Похоже, что возврат к старой традиционной семье уже невозможен. Обособившись, все три вида поведения начинают жить своей жизнью, растаскивая прежние функции семьи по частям.

Общество вступает в полосу поиска, в котором участвуют сотни миллионов, а может быть, и миллиарды семей на протяжении нескольких поколений, постепенно преодолевая инерцию прошлого, отказываясь от сложившихся установлений и вырабатывая новые институциональные формы и новую культурную регламентацию индивидуальной, частной, личной жизни людей, трассирования их индивидуального жизненного пути. Поиск ведется единственным возможным в таких случаях путем – методом проб и ошибок, идет отбор наиболее конкурентоспособных, эффективных форм и норм.

Когда совершилась так называемая «вторая контрацептивная революция» – в 60 -е -70 -е годы ХХ в. , - могло казаться, что главное уже произошло, и супружеская семья с заранее планируемым небольшим числом детей стала той новой устойчивой формой, которая пришла на смену сложной многопоколенной семье прошлого. Однако теперь приходится поставить под сомнение устойчивость и этой формы, поисковый процесс не прекратился, оказался гораздо более далеко идущим, многоплановым и многомерным.

Обособившись от сексуального и прокреативного, матримониальное поведение само дифференцируется, и появляется множество различных вариантов организации личной жизни человека, единственной дозволенной формой которой всегда считался «стандартный» , как правило, пожизненный, официально признанный государством и (или) церковью брак, соединяющий воедино социальноэкономическое обустройство индивидуальной жизни, секс и производство потомства.

Многие черты традиционного брака, прежде воспринимавшиеся как достоинства и действительно бывшие достоинствами в других исторических условиях, помогавшие человеку выжить и вырастить потомство, постепенно утрачивают свой смысл, а потому теряют и былую привлекательность в глазах большинства людей. Прежний малоподвижный брак, представлявший собой нечто вроде жесткого футляра, в который раз и навсегда втиснута личная жизнь каждого, перестает удовлетворять человека, с детства привыкающего к разнообразию и динамизму современных городских обществ. Это приводит к эрозии «стандартного» традиционного брака.

Повышается избирательность в поиске долговременного партнера в супружестве, но понижаются требования к кратковременным сексуальным партнерам, связь с которыми вовсе не обязательно превращается в прочный брак. Такие связи воспринимаются и самими партнерами, и социальным окружением как подготовка к браку, как эпизоды на пути проб и ошибок, что было совершенно не свойственно для традиционного брака. Он не признавал права на ошибку, заключался в молодом возрасте раз и навсегда, а часто — не по воле и даже против воли будущих супругов.

Обособление сексуального поведения от прокреативного повышает самоценность сексуального поведения и его гедонистическую составляющую. Союз мужчины и женщины становится более интимным, в одних случаях более глубоким, в других — более поверхностным, но всегда не слишком требующим внешнего, официального оформления брачных уз.

Наряду с привычным единственным типом брака, начинающегося с регистрации и продолжающегося до конца жизни одного из супругов, существуют нерегистрируемые браки, начавшиеся без регистрации, а затем зарегистрированные, повторные браки как после формального развода, если брак был зарегистрирован, или овдовения, так и после прекращения предыдущего официально неоформленного сожительства, причем повторные браки еще чаще, чем первые, могут оставаться незарегистрированными, не переставая от этого быть браками.

Есть браки, сознательно бездетные, малодетные и многодетные. Если добавить к этому, что дети рождаются как в браке, так и вне брака, брачные партнеры, зарегистрированные или нет, нередко имеют детей от разных браков, а так как развод не стигматизируется, то дети поддерживают отношения с обоими родителями и нередко ощущают себя членами двух новых семей, образовавшихся после развода родителей, то получается очень сложная мозаичная картина.

Поиски идут не только по оси «брачные партнеры» , но и по оси «родители-дети» . Внимание, в первую очередь, привлекает низкая рождаемость, на самом деле, перемены гораздо более многообразны. Идет поиск наиболее удобного времени рождения детей, увеличивается число неполных семей, стремительно растет доля детей, рожденных вне зарегистрированного брака, появляется все больше детей, которые как бы принадлежат сразу нескольким семьям, потому что развод родителей и их вступление в новые браки уже не считается катастрофой, и дети сохраняют связь с обоими родителями. Перестает быть экзотикой отделение биологического родительства от социального и размывается или трансформируется само понятие «родительства» .

Статистика фиксирует многоплановые перемены в матримониальном и прокреативном поведении людей, которым часто трудно дать однозначную оценку. Сокращается доля людей, никогда не состоявших в браке, и в то же время растет число разводов, увеличивается доля нерегистрируемых браков, меняется возраст вступления первый брак и рождения детей, причем и то и другое то «молодеет» , то «стареет» . Все это лишь подтверждает мысль о том, что мы наблюдаем неосознанный коллективный поиск более адекватных новым условиям форм.

Поиск более удобного возраста вступления в первый брак, лет

Поиск более удобного времени для рождения детей.

Повсеместно увеличивается доля детей, родившихся вне зарегистрированного брака, иногда она превышает половину всех родившихся.

Низкая и продолжающая снижаться рождаемость, все меньшее число зарегистрированных браков и рост числа свободных союзов и других форм совместной жизни, ослабление прочности брака и увеличение числа разводов и внебрачных рождений, растущее замещение семейной солидарности солидарностью социальной, эмансипация детей и пожилых, либерализация семейных нравов, гибкость семейной морали — признаки новейших перемен, которые затронули все звенья процесса формирования семьи, все стороны ее жизнедеятельности и очень плохо вписываются в казавшиеся незыблемыми тысячелетние нормы человеческого общежития. Везде, где такие перемены дают о себе знать, они нередко воспринимаются как свидетельства тяжелого кризиса современной семьи и даже всего современного общества.

Если говорить о семье, органично встроенной в прежний «Божественный порядок» , то это, несомненно, кризис, от которого ей уже не оправиться. Нельзя отрицать и хорошо известных порождаемых этим кризисом проблем, возникающих в связи с падением рождаемости, старением населения, нестабильностью брака, ростом числа свободных союзов и внебрачных рождений, большим числом искусственных абортов и другими переменами, которые не вписываются в привычные представления о должном, вызывают критику, создают напряжения в современном обществе.

Но не следует забывать и о другой чаше весов, на которую ложатся приобретения ХХ века: расширение свободы выбора для мужчины и женщины как в семейной, так и в социальной области, равенство партнеров, большие возможности контактов между поколениями, удовлетворения личных потребностей, самореализации и т. д. У происходящих с семьей перемен есть не только критики, но и сторонники, и, судя по реальной практике многих стран, их большинство. Этому большинству нельзя отказать в праве на поиск, который оно ведет на свой страх и риск.

Мало-помалу этот поиск приводит к появлению совершенно новых установлений и правил частной жизни, причем, в силу их исторической новизны, пока нельзя сказать, имеют ли они окончательный или промежуточный, преходящий характер. Но перемены налицо, и совокупность этих перемен голландский демограф Дирк ван де Каа и бельгийский демограф Рон Лестег назвали «ВТОРЫМ ДЕМОГРАФИЧЕСКИМ ПЕРЕХОДОМ» .

Пока мы знаем, от чего ведет этот переход, но не знаем к чему? Но так бывает всегда. Формы будущего всегда создаются самим развитием, сегодня в поисках этих форм участвуем все мы. А если появляется человек, который говорит, что он знает, как надо, не верьте ему. Сейчас этого не знает никто.

Рост глобальных миграций четвёртый этап демографического перехода

Конец «Божественного порядка» смешал карты не только на микроуровне, т. е. на уровне семьи. Он привёл к потрясениям и на глобальном уровне. Начавшийся с конца 18 в. переход от извечного равновесия высокой смертности и высокой рождаемости к новому равновесию низкой смертности и низкой рождаемости оказался не простым, шел и идет неравномерно в разных странах и регионах мира. Отставание снижения рождаемости от снижения смертности привело к глобальному демографическому взрыву.

Глобальный демографический взрыв обусловлен, прежде всего, отставанием снижения рождаемости от снижения смертности в развивающихся странах (средний вариант прогноза ООН до конца XXI в. )

Согласно прогнозу глобальный демографический взрыв завершится к серединеконцу 21 в. , но к этому времени соотношение демографических масс крупных регионов мира очень сильно изменится.

Население развивающихся стран образует огромный «навес» над развитыми странами, который оборачивается, как минимум, растущим миграционным давлением. Количественные и структурные изменения, происходящие с трудоспособным населением стран Севера и Юга, ставят одних перед необходимостью прибегать к миграционным источникам пополнения своей рабочей силы, а других – перед необходимостью эмигрировать в поисках рабочих мест. Так формируется механизм, стимулирующий миграции с Юга на Север, и они все время нарастают.

По оценке Всемирного банка, сейчас за пределами страны рождения проживают 215, 8 миллионов человек, что составляет 3, 2% от численности населения мира. (Все население мира в эпоху Великого переселения народов IV-VII веков, сформировавшего современное население Европы, составляло 200 -210 миллионов человек). Крупномасштабные миграции могут привести к очень значительным изменениям политической, этнокультурной, конфессиональной карты мира. Жители развитых стран опасаются этих перемен, и эксперты ООН прогнозируют совершенно нереалистичное сокращение иммиграции в развитые страны вплоть до ее полного прекращения.

Процесс массовых миграций С Юга на Север, ведущий (в частности и в результате неодинаковой рождаемости местного и пришлого населения) к изменению состава населения принимающих стран, к новому разнообразию или даже замене коренного населения, английский демограф Дэвид Коулмэн назвал «Третьим демографическим переходом» . Но, по сути, это продолжение все той же цепной реакции, запущенной снижением смертности. И, конечно, ее последствия не ограничиваются только миграцией.

Вот как изменятся, например, иерархия стран и демографический вес нынешних великих держав. 20 наиболее многолюдных стран мира в 1950 и 2050 годах

Таким образом, конец «Божественного порядка в изменениях рода человеческого, подтверждаемый его рождениями, смертями и размножением» о котором еще в середине 18 в. Зюссмильх писал как о чем-то незыблемом, обернулся огромными последствиями, необыкновенно сильно повлиявшими и на жизнь каждой семьи, и на всю глобальную ситуацию. Похоже, что демография, и в самом деле, важнее всего.

Благодарю за внимание! Читайте Демоскоп Weekly!

www. demoscope. ru