Деяния в ранней Церкви Первым кто

Деяния в ранней Церкви.

Первым, кто упомянул текст Деяний был Ириней Лионский. Но перед ним Маркион использовал текст Луки с своем Евангелии.

Ириней использовал тезис о четырех Евангелиях для борьбы с ересями (против Маркиона, сведшего их в одно). Деяния были важны, чтобы показать, что все апостолы имели знание о Евангелии и проповедовали одно и тоже Евангелие.

Ириней первым в церковной традиции называет Деяния частью Писания и использует их в качестве орудия против еретиков.

Единство апостолов в провозглашении Евангелия соответствует апостольскому залогу веры (истинной)

«Деяния» , их аудитория и история раннего христианства. Деяния в литературной традиции греческой историографии. События описываются с учетом критериев эллинистической историографии: - события должны уже совершиться и быть законченными; События описываются, как происшедшие недавно (среди нас); - за их истинность ручаются свидетели и очевидцы; - неудовлетворительные попытки других описать события противопоставляются удачной попытке автора.

Посвящение определенному лицу (Теофилу) находится в контексте эллинистической литературной традиции. Аналогии с «Иудейской войной» Иосифа Флавия (под покровительство римских императоров – Веспасиана и Тита) и «Жизнью Апполониуса» Филострата (под покровительством императрицы Элии Домны, жены Септимия Севера. Кроме того, Филострат описывает жизнь и поучения Апполониуса неопределенной аудитории (всем, кто желает познания), точно так же, как Лука не пишет для определенной христианской общины.

«Деяния» написаны интеллектуалом и для интеллектуалов. Они не играют роли в церковной жизни до второго века (после Иренея и до начала притока в Церковь образованных людей.

Связь «Деяний» с традицией Септуагинты. Лука принимает стандарты эллинистической историографии, но он не пишет историю в строгом смысле слова.

Иисус и Павел рассматриваются как две важнейшие фигуры для реконструкции истории раннего христианства. Схема – Иисусу принес Евангелие было распространено по всему свету (римскому) Павлом и другими апостолами. Это провозглашение было сохранено в виде священных текстов в лоне Церкви. Отцы Церкви защитили этот залог веры в борьбе против ересей.

Эпоха Просвещения Противопоставляла Павла (образ взят из посланий и Деяний) Иисусу (Евангелий). Эта схема, какой бы критической она ни была, сама основывается на церковном каноне Нового Завета. Здесь и вo многих других попытках воссоздать историю ранней Церкви результат рассматривается в качестве причины. Евангелие от Луки и Деяния рассмaтривается как доказательство того, насколько важны были послания Павла и его видение христианства, хотя все могло быть наоборот.

Христианство прошло долгий путь, пока оно смогло определить себя как религия по отношению к иудаизму, прежде всего. Как завершение можно рассматривать Евангелие от Луки и Деяния, определяющие христианство не по отношению к иудаизму, а по отношению к грекоримскому миру.

Некоторый вехи на этом пути Около 70 -го года был написан текст, который позже получил название «Евангелие от Марка» – начало евангелия Иисуса. Через несколько лет автор того, что мы знаем как «Евангелие от Матфея» предпринял попытку ревизии этого текста. Так как он рассматривался как неадекватное представление евангелия Иисуса. Эта была «Книга происхождения Иисуса Христа, сына Давида, сына Авраама» . В то время как Евангелие от Марка начинается с крещения взрослого Иисуса, Евангелие от Матфея начинается с его генеалогии (от Авраама и рождение от Марии). Автор пытается дать большую идентичность самому Иисусу и, таким образом также и христианам.

Авторитет этих текстов не основывается на авторитет имен их авторов. Авторитет этих текстов основывается на: 1) том, что они письменно фиксируют устное провозглашение Евангелии Иисуса. В рассказе о жизни Иисуса оба исходят из иудейских писаний. 2)то, что отношение Иисуса к иудаизму определяет идентичность последователей Иисуса, предполагается обеими текстами. Конец света и суд для Марка связан с разрушением Храма и возвращением Иисуса. Ни один из текстов не определяет себя как «христианский» .

Первые 20 глав того, что позднее стало известно как «Евангелие от Иоанна» также определяют жизнь Иисуса по отношению к иудаизму, как средство для определения идентичности последователей Иисуса. Автор однако концептуализирует начало в понятиях предсуществующего Логоса. 21: 24 – аргумент авторитета автора – поскольку текст написан любимым учеником Иисуса, он является верным.

Авторы текстов, известных нам под именем евангелия от Марка и Матфея писали анонимно. Однако в начале второго века христиане дали этим текстам авторов и также детали написания. В христианской агиографии апостолы стали появляться как фигуры определяющие идентичность христианства. Согласно Папию (около 130 года) ученик Петра Марк написал Евангелие от Марка и апостол Матфей евангелие от Матфея.

Таким образом оба текста сохранили апостольское учение. Но не без недостатков. Марк основывался на проповеди Петра и его повествованию не хватает порядка, хотя оно и точное. Что касается Матфея, то трудности связаны с переводом его текста, написанного оригинально на еврейском. Папий сам, чтобы исправить эти недостатки написал свой текст на основе Мт. и Мк. , а также на основе устного предания. Он соединил устное и письменное предание и авторитет апостолов – «Иисус сказал» теперь значит «Иисус сказал согласно тому или иному апостолу» . Папий указал путь для поиска христианской идентичности во втором веке – на основе апостольского авторитета. Однако для самого Папия Мк. и Мт. не являются еще «евангелиями» и традиция Павла еще не рассматривается как равная с «Евангелием Иисуса» для понимания христианской идентичности.

Критика Папием евангелий от Марка и Матфея является довольно умеренной. Более тщательную попытку переработать эти попытки рассказа о жизни Иисуса как основания для религии последователей Иисуса предпринял автор двухтомного труда, известного под именем Евангелие от Луки – Деяния Апостолов.

В отличии от анонимных авторов евангелий от Марка, Луки и первых 20 глав евангелия от Иоанна, автор Луки - Деяний делает своей отправной точкой греко-римский мир, а не иудаизм. В христианской традиции эти два произведения рассматриваются отдельно (Евангелия – Деяния; Деяния не следуют за евангелием от Луки; ), но на самом деле они являются двумя частями одного произведения, повествующего о происхождении Христианства. (см. введение к евангелию от Луки и к Деяниям).

Фундаментальная проблема для автора – еще никому не удалось составить историческое повествование о началах христианства таким образом, чтобы это было принято и понято римским миром. В типичном для греко-римской историографии вступлении автор говорит о неудачных попытках своих предшественников. По его мнению он может лучше сделать эту работу, так как: 1)он тщательно исследовал все с самого начала, так что он может писать более аккуратно и упорядоченно; 2) он говорит, что его повествование основывается на свидетельстве очевидцев, причем эти очевидцы не кто иные, как апостолы.

Претензия на точное исследование событий прошлого является общим местом у античных авторов, и она часто более риторическая, чем существенная. Но приняв подобный подход, автор Луки –Деяний говорит ясно о том, к какой культуре он принадлежит и о том, для кого он хочет объяснить христианскую историю. (сравни то каким образом иудейский историк Иосиф Флавий написал «Иудейскую войну» в надежде, что она будет воспринята эллинистической публикой. (также правила для написания истории Лукинана в его произведении «Как писать историю» (стр. 171) (была написана к концу войны с Парфией 162 – 165).

Но в отличии от Флавия и Лукиана Лука пишет не о событиях войны или политики. Объект его исследования кардинальным образом отличается от того, о чем писали историки того времени. Намерение написать историю по стандартам эллинистической историографии имеет другие причины, чем у эллинистических авторов. Автор Луки – Деяний подчиняет повествование о жизни Иисуса повествованию о распространении Евангелия от Иерусалима до Рима.

Текст Марка заканчивается с ангелом у гроба и поручением идти в Галилею (может быть с ожиданием скорого прихода Иисуса). В противоположность этому в Деяниях ангелы говорят мужам смотрящим на небо, почему они это делают. История еще не закончилось, близкий приход Иисуса не ожидается. Согласно автору Луки –Деяний провозглашение Евангелий будет определять историю развития христианской общины.

Евангелие провозглашается главным образом Петром и Павлом. Но само происхождение слова «христианский» связано, согласно автору, с Павлом. Автор показывает Павла как фигуру, которая является центральной для истории раннего христианства. Конфронтация Павла с неверующими иудеями определит христианство как отдельную от иудаизма религию.

Ни один из более ранних христианских текстов придавал большое значение Павлу или требовал что то иное, чем рассказ о жизни Иисуса, чтобы определить новую религию. Авторитет Павла в Деяниях не основан на авторитет Посланий Павла. Деяния не были написаны, чтобы служить введением в Послания Павла, несмотря на впечатление, которое создается новозаветным каноном. Послания Павла играют небольшую, если вообще какую-то роль, в представлении фигуры Павла автором. Появление Посланий Павла как основы для определения христианской религии является позднейшим явлением.

Павел Деяний не является проповедником нормативного христианского учения. Он проповедует не учение представленное священными текстами, как они сохранились в Новом Завете, но религию, которая подходит для того, чтобы дать место христианству в греко – римской культуре под владычеством Рима. В своей речи на Ареопаге в Афинах, символическом центре греческой философии и культуры, Павел Деяний заявляет, что эллинистическая культура является предпосылкой христианства.

Автор Луки – Деяний намеревается представить Теофилу (к которому он обращается во введении, и который предположительно является его литературным патроном) повествование о происхождении Христианства, которое отделяет христианство от иудаизма и устанавливает христианство как независимую религию. В повествовании Деяний Павел не только греческий философ, но и римский гражданин, таким образом он соединяет в себе две господствующие культуры Средиземноморья (не забыть о его иудейском происхождении и религии).

В Деяниях апелляция Павла к Императору знаменует собой решительный разлом между христианством и иудаизмом. Своей апелляцией Павел отвергает политический и религиозный авторитет иудаизма и определяет отечество (patria) в отношении к Риму.

Независимо от того, насколько исторически верным является подобное представление фигуры Павла, автор Луки - Деяний составил такое повествование о происхождении христианства, в котором религия связанная с последованием Иисусу, больше не определяется непосредственной встречей со словами Иисуса (сохранены ли они в написанных текстах, как евангелия от Марка и Матфея, или в устных преданиях, оба из которых были связаны с иудаизмом), а скорее местом христианства в истории и культуре греко – римского мира.

Место христианства в греко – римской культуре определяется тем, как автор Луки – Деяний описывает личность Павла. Эта реконструкция роли Павла в раннехристианской истории кажется была предпринята не в качестве полемики против других христианских групп, а в ответ на воспринятый автором Луки –Деяний недостаток повествований о происхождении христианства, которые могли бы дать новой религии место в греко – римском мире.

Автор Луки –Деяний заканчивает свое повествование о ранней истории христианства, о «событиях, которые произошли среди нас» (Лука 1: 1) проповедью Павла в Риме, причем «невозбранно» , не встречая препятствий. Павел, провозглашая слово царства Божия, находится под римской защитой!

Лука дает христианству свое место и Царство помещено в контекст Римской Империи. На этом повествование заканчивается. Необходимости в третьем томе нет. Христианство было определено по отношению к миссии Павла в Римской Империи, а не по отношению к Иисусу, отождествленному с Палестиной и Иерусалимом.

Для автора Луки – Деяний апостолы являются не просто передатчиками евангелия, провозглашенного Иисусом, а самостоятельными фигурами в истории провозглашения Царства. Хотя автор Луки – Деяний делит с другими христианскими авторами второго века интерес к роли апостолов в происхождении христианства, однако его концепция является чем-то необычным для второго века.

В отличии от тех, кто придет после него, его реконструкция начал христианства по отношению к Павлу и апостолам не была еще апологетической историей текстов, и уж совершенно точно, текстов в каноне. С другой стороны его обращение к стандартам эллинистической историографии для понимании христианства по отношению к иудаизму отличает его от предшественников.

Во втором веке апологеты защищали христианство в контексте эллинистической культуры. Их аргументы в пользу христианства были составлены в терминах античной истории культуры и в качестве альтернативы между Гомером и Моисеем. В этой апологетической защите христианства недавняя проблема идентичности христианства по отношению к иудаизму рассматривалась теперь как проблема принадлежности Священного Писания иудеев христианству. Попытка определить специфически христианское по отношению к иудаизму и его Священному Писании стала проблемой внутрихристианской полемики, в которой специфически христианское теперь было связано с определенными текстами.

В этой внутрихристианской полемике двухтомник Луки – Деяний сыграл решающую роль. Однако, эту роль он сыграл не сам по себе, но в качестве инструмента, который использовали стороны. В процессе этой полемики два тома были разделены и тогда появилось Евангелие от Луки и Деяния апостолов.

Полемика была в основном направлена против гностиков, одним из основных представителей которых был Маркион. Его роль значительна и в деле создания канона. Около 140 года Маркион предложил богословский стандарт для реконструкции происхождения христианства, который был основан на собрании посланий Павла.

Маркион решил, основываясь на посланиях Павла, что Бог иудеев и Бог христиан не один и тот же. Есть свидетельства, что и до Маркиона послания Павла циркулировали среди христианских общин, но их роль нельзя сравнить с ролью традиции об Иисусе. Согласно Маркиону, однако, Павел был единственным, кто проповедовал истинное евангелие.

Маркион идентифицировал иудеев, с которыми полемизировал Павел, со своими собственными оппонентами. Он также решил, что евангелие было фальсифицировано в Церкви. Для того, чтобы восстановить истинное евангелие Иисуса Маркион отверг писания иудеев, а на их место поставил собрание посланий Павла под собственной редакцией, а также единое евангелие, для того, чтобы освободить христианство от влияния иудаизма.

Маркион сделал решающий шаг в сторону связи истории и идентичности христианства к собранием определенных текстов. Делая это он определил один единственны текст как истинное евангелие. Хотя его евангелие было на самом деле переработанным изданием первой части Луки – Деяний, Маркион не приписывал это евангелие никакому особому авторы. Он также не упоминает книгу Деяний.

Вместо этого он соединил единое евангелие с посланиям Павла в нормативное собрание текстов. Таким образом он, как и автор Луки – Деяний до него, дал понять, что евангелия не могут стоять сами по себе. Они нуждаются в авторитетной интерпретации апостольского предания. Для Маркиона послания Павла предоставляли такую интерпретацию.

Специфическая реконструкция происхождения христианства, которую предпринял Маркион, хотя и имела много сторонников и существовала несколько веков, встретилась с несколькими проблемами. 1) Она была основана на постулате, что Бог иудеев и их писаний кардинально отличается от Бога христиан и евангелия. Однако важность иудейских писаний для многих христиан второго века была неоспорима. 2) Другие тексты, похожие на евангелие Маркиона ассоциировались с другими апостолами, не Павлом. Христиане не были готовы пренебречь остальными апостолами в пользу Павла. Они не были также готовы отвергнуть евангелия от Марка и Матфея в пользу евангелия составленного Маркионом. Для многих христиан текст Маркиона не был подходящей основой для воссоздания происхождения христианства. 3) То, каким образом Маркион видел происхождение христианства бросало вызов авторитету христианских лидеров.

Ответ на канон Маркиона и его реконструкцию происхождения христианства был дан Иренеем Лионским около 185 года. В своей работе против гностиков (как он определил «против так называемого знания» ) Иреней дает целостное видение и реконструкцию истории христианской Церкви так, как ее видели христиане второго века. Церковь была основана на залоге веры, оставленном апостолами. Этот залог был сохранен в определенном собрании текстов. В третьем томе своего пятитомного произведения Иреней пытается определить то, что по его мнению является нормативным апостольским преданием. , на основе которого он мог отстаивать истину перед лицом еретиков.

Маркион утверждал, что все апостолы, кроме Павла, исказили истинное евангелие, которое он отождествлял с первой частью Луки – Деяний. Маркион не был единственным оппонентом Иренея, кто использовал первый том Луки –Деяний в качестве достоверного источника рассказов об Иисусе. Несмотря на то, были ли они сторонниками представлений Павла (Валентиане) или же противниками (некоторые иудео – христианские группы), второй том Луки - Деяний давал Иренею аргументацию против тех, кто противопоставлял Павла остальным апостолам.

Иреней спас текст, того, что мы знаем как «Деяния апостолов» из неизвестности и аргументировал, что он был написан тем же самым Лукой, который написал авторитетное евангелие. Это доказывало, что все апостолы провозглашали то же самое учение. Иреней дал этому тексту название «Деяния апостолов» (что не очень, мягко говоря соответствует содержанию, если под апостолами понимать 12, а не только Петра и Павла). Это название было совершенным для намерения Иренея. Деяния апостолов предоставили Иренею то, что он рассматривал как неоспоримое доказательство апостольского единства в провозглашении евангелия.

То, что для автора Луки –Деяний было вторым томом описания исторического пути развития христианства как самостоятельной религии из лона иудаизма, и это в контексте эллинистической культуры, стало для Иренея статической конструкцией первоначального христианства, основанной на единстве апостолов в провозглашении евангелия, переданного им Иисусом Христом.

Деяния апостолов доказывали для Иренея две вещи: 1) поскольку апостолы были согласны в проповеди единого учения, все евангелия написанные апостолами (или их учениками) должны находится в фундаментальном согласии друг с другом. Таким образом, Иреней сформулировал идею, что четыре письменно зафиксированных евангелия должны представлять собой нормативный залог апостольского истинного учения, на основе которого истинное евангелие может быть провозглашено. Каждое из четырех написанных текстов евангелий представляет важную часть этого евангелия. Для Иренея первый том Луки –Деяний в его отношении с текстами Марка, Матфея и Иоанна -это один текст среди других равных ему.

Иреней дополнил «исторический» аргумент богословским аргументом о совершенстве четвероевангелия. Согласно Иренею, точно так же, как в мире есть четыре стороны свет и у херувимов четыре лица, должно существовать и четыре евангелия: ни больше и не меньше. Разнообразие и единство существуют в четвероевангелии как отражение небесного совершенства в этом мире.

2) Деяния апостолов кроме того доказывают, что Павел находился в согласии с двенадцатью, и, следовательно, послания Павла находятся в согласии с евангелиями, написанными другими апостолами их учениками, и должны быть интерпретированы в их контексте. Таким образом, реконструкция Иренеем начала христианства отражается в каноне Нового Завета – четвероевангелии вместе с посланиями апостола Павла. Причем Деяния апостолов соединяют четвероевангелие с посланиями Павла в то, что мы знаем как Новый Завет. Подобная реконструкция начал христианства явилась основанием авторитета епископов, которые могли проследить апостольскую свое преемственность к апостолам.

Реконструкция Иренеем начал христианства имела один недостаток, что касается исторической информации. В то время как евангелия от Марка, Матфея и Иоанна восходили к определенному апостольскому преданию, Лука – Деяния не имели этой связи с апостольским преданием. До Иренея евангелие от Луки было слабо связано с апостольской традицией, основываясь на заявлении Луки в предисловии, что он основывается на свидетельстве очевидцев. Использование этого текста противниками Павла доказывает, что это евангелие не было с самого начала связано с традицией Павла.

Иреней не только дал название второму тому Луки – Деяний, он также создал биографию автора этого произведения. Согласно этой биографии Лука, который написал текст евангелия и Деяний был не кем иным как Лукой – спутником Павла, который был упомянут в посланиях Павла. Подобная идентификация установила достоверность реконструкции Иренеем начал христианства.

В третьей книге Против ересей Иреней представляет свое видение начал христианства с точки зрения личностей и текстов: «Матфей написал евангелие для среди евреев и на их языке, в то время как Петр и Павел провозглашали евангелие в Риме и заложили основание Церкви. После их смерти Марк, ученик и переводчик Петра, также передал нам в письменном виде то, что провозглашал Петр. Лука, соратник Павла, также письменно зафиксировал евангелие, которое провозглашал Павел. После этого Иоанн, ученик Христа, написал евангелие во время своего пребывания в Эфесе в Азии» .

В этом отрывке Иреней приводит информацию о Марке и Матфее, которую он получил от Папия, добавляет информацию, которую он получил о Иоанне, и представляет Луку связанным с апостольским преданием в качестве ученика Павла. Он дает географическое и историческое объяснение происхождения четырех евангелий, основанное на проповеди Апостолов. Что еще более важно, Иреней связывает Петра и Павла в Риме, и таким образом, ставит знак равенства между двумя авторами евангелий – Марком, учеником Петра и лукой, учеником Павла.

Недостаток достоверной информации о Луке ясно виден в том, как мало данных Иреней приводит о его жизни и деятельности, особенно в сравнении с информацией о Марке, Матфее и Иоанне. Он дает этому Луке биографию, которая основана на посланиях Павла, в которых врач Лука представлен в связи с биографией Павла. Этот Лука посланий Павла соответствует образу Павла, который защищал Иреней против Маркиона. Подобное отождествление придало авторитет не только самому Луке и его писаниям, но и в свою очередь традиции Павла, так, как она представлена в Посланиях.

Канон Нового Завета, состоящий из четырех евангелий, Деяний апостолов и набора посланий представляет собой малую толику христианских текстов, были созданы в первом и втором веках на основе конкурирующих попыток представить происхождение христианства в отношении к Иисусу и Павлу. Идея того, что история раннего христианства тесно связана с определенным набором письменных текстов является конструкцией апологетов второго века. Сам Новый Завет представляет собой конструкцию конца второго века, которая была призвана дать единство и упорядочить различные религиозные течения, связанные с именем Иисуса.

В полемике с Маркионом Иреней определяет апостольское предание не через послания Павла, а через второй том произведения Луки – Деяний. Этот второй том и стал восприниматься как повествование о деяниях апостолов. Реконструкция Иренеем нормативной христианской истории приняла форму защиты авторитета всех апостолов. Определенные тексты приписывались им или их наследникам. Эти тексты стали рассматриваться как унифицированный стандарт истины, с помощью которого можно было бороться с любыми ересями в Церкви.

Иреней использует при этом различные компоненты ранней христианской традиции, которые были доступны для него. В попытке создания или воссоздания ранней истории Церкви, второй том Луки –Деяний, прежде практически неизвестный в Церкви, оказывается настоящим сокровищем для Иренея. Деяния Апостолов становятся решающими для реконструкции истории раннего христианства, в том виде, как оно представлено каноном Нового Завета.

Автор книги Луки -Деяний понимает свое произведение не как евангелие, а как повествование о происшедших событиях, которые представляют развитие истории с точки зрения христианской перспективы. Более того, он не анонимная личность, которая только говорит о предании. Автор говорит о себе в первом лице, и пишет с самосознанием христианина а не иудея.

Валентин и валентиниане - Валентин, самый значительный гностический философ и один из гениальнейших мыслителей всех времен, родом из Египта, жил в первой половине II-го века; прибыл в Рим при папе Гигине в 140 г. , стал знаменит при Пие I и дожил до времени папы Аникиты. Умер на острове Кипре в 160 г. Других достоверных сведений о жизни его не имеется. Сочинения его, как и вся почти гностическая литература, до нас не дошли, за исключением маловажных фрагментов. Коптская книга "Πίστις Σοφία", найденная 40 лет тому назад [Изданная, с латинским переводом, Шварцем и Петерманном в 1851 г. ], не принадлежит Валентину, как сначала предполагали, а есть лишь второстепенный офитский апокриф. Валентинова система, стоящая во главе египетского типа гностики, обстоятельно излагается в древнейшем и важнейшем источнике для изучения гностицизма - у св. Иринея Лионского, в его "Έλεγχος καί άνατροπή ψευδωνύμου" (книга I). В основе системы общегностическая идея абсолютной полноты (πλήρομα) вечного бытия или мира эонов (άιώνες), из которого происходит и к которому возвращается все способное к

восприятию истины. На незримых и несказанных высотах (т. е. в сфере чисто-трансцендентного бытия, говоря новейшим языком) предвечно пребывает совершенный эон - первоначало, праотец или. Глубина (Βύθος). Будучи выше всякого определенного бытия, как положительное нечто, или истинная бесконечность, этот первоэон имеет в себе абсолютную возможность или мощь (potentia, δύναμις) всего и всякого определенного бытия, имеет ее в себе как свою мысль и радость, В таком внутреннем, невыраженном состоянии эта мысль Глубины называется Молчанием (Σιγή). Непостижимое (το άκαταληπτον) Глубины всегда остается в Молчании, постижимое же (το καταληπτόν) становится началом всего (άρχή τών πάντων), будучи из потенциальной мысли первоэона

произведено в действительность актом его воли. Это второе, произведенное начало всего есть Ум (Νοΰς), также называемый Единородным и Отцем всяческих. С ним вместе произведена и соотносительная ему идеальная объективация - Истина (Άλήθεια). Они, оплодотворяя друга, производят Смысл (Λόγος) и Жизнь (Ζωή), а эти, в свою очередь, порождают Человека(Άνθρωπος) и Церковь, т. е. общество (Έκκλησία). Эти четыре пары (сизигии): Глубина и Молчание, Ум и Истина, Смысл и Жизнь, Человек и Церковь, составляют совершенную осьмерицу (огдоаду), которая, не из недостатка или потребности, а по избытку внутреннего довольства и для нового прославления Первоотца, производит еще 22 эона: Смысл и Жизнь - 10 (декаду), а Человек и Церковь - 12 (додекаду).

Все вместе 30 эонов и составляют выраженную полноту абсолютного бытия - Плерому. Последний из тридцати - женский эон, София возгорается пламенным желанием непосредственно знать или созерцать Первоотца - Глубину. Такое непосредственное знание Первоначала свойственно только его прямому произведению (προβολή) - Единородному Уму; прочие же эоны участвуют в абсолютном ведении Глубины лишь посредственно, по чину своего происхождения, через своих производителей, а женские эоны, сверх того, обусловлены в сем деле и своими мужскими коррелятами. Но София, презревши как своего супруга Желанного (Θελητός), так и всю иерархию двадцати семи эонов, необузданно устремляется в бездну несказанной сущности. Невозможность ее проникнуть, при страстном желании этого, повергли Софию в состояние недоумения, печали, страха и системе

изумления, и в таком состоянии она произвела соответственную ему сущность - неопределенную, безвидную и страдательную. Сама она, потерявши свой внутренний устой и выйдя из порядка Плеромы, разрешилась бы во всеобщую субстанцию, если бы в своем безмерном стремлении не встретила вечного Предела (Όρος), все приводящего в должный порядок и называемого также Очистителем, Воздаятелем и Крестом. Орос исключил из Плеромы бесформенное чадо Софии, ее объективированное страстное желание (Ένθύμησις), а Софию восстановил на прежнем месте в Плероме. Положительным результатом происшедшего беспорядка явилось произведение Единородным двух новых эонов - Христа и Духа Святого. Первый научил всех эонов различать в Первоотце его непостижимое от постижимого, а также сообщил им закон последовательности и сочетания ном

эонов; Дух Святой, с другой стороны, открыл им их существенное тождество, в силу которого все в каждом и каждый во всех. Утешенные, успокоенные и обрадованные этим откровением, эоны проявили на деле свою солидарность, произведя сообща, из лучших своих сил совокупный Плод Плеромы и соборный Дар ее Первоотцу - эона Иисуса или Спасителя. Он же, как от всех происшедший, называется Все (Πάν). А между тем извергнутое из Плеромы бесформенное детище мятежного эона (называемое именем матери, только в еврейской форме множественного числа - Ахамот, испорченное из Га-Хакмот) томилось в полном мраке и лишениях.

Сжалился над нею Христос и, снизойдя, собственной силой вложил в нее некоторый внутренний образ Плеромы, но только по существу, а не по знанию (т. е. бессознательную идею), чтобы изгнанница могла чувствовать и скорбь разлуки, а вместе с тем имела бы и светлое предощущение вечной жизни. Совершивши это, Христос удалился в Плерому, а устремившаяся за ним Ахамот была удержана Пределом. Тогда она впала в состояние смятения, более сильное (потому что более объективное, фактически обусловленное), чем некогда ее мать - вышняя София. Страстные ощущения, которые испытывала Ахамот, были не только преходящим изменением (έτεροίωσις), как у Софии, но и постоянной противоположностью (εναντιότης). Она сама была уже объективированной страстью Софии, а ее собственные противоборствующие страсти объективируются еще реальнее и даже прямо материализуются. Вся влажная стихия в нашем мире - это слезы Ахамот, плачущей по утрачен

Христе; наш физический свет есть сияние ее улыбки при воспоминании о Нем, ее скорбь и туга застыла и отвердела в плотном веществе; из ее страха возникли сатана и демоны, а из ее обращения и стремления к утраченному произошли Демиург (космический ум) и прочие душевные существа. Во всем этом ей помогал посланный по мольбе ее Христом из Плеромы Спаситель или Утешитель (Параклет). Он отделил Ахамот от ее низших порождений и пробудил в ней сознание, а она, от созерцания сопровождавших Спасителя ангелов, произвела свое высшее порождение - духовное начало в нашем мире, семя будущих духовных людей, пневматиков или гностиков. Произведя все это, она захотела образовать свои произведения, дать им форму; но сделать это с духовным началом ей было нельзя, так как оно было однородно и равного достоинства с нею самой, а только низшее образуется высшим. Поэтому ее образующее действие ограничилось душевным существом - Демиургом, который, бессознательно ею внушаемый и направляемый, стал созидать видимый мир и прежде всего семь небес (т. е. семь планетных сфер, включая солнце и луну); затем материальные стихии (происшедшие, как сказано, из страстных состояний Ахамот) он слагает и связывает, образуя из них земной мир, и в конце этого зиждительного процесса творит человека. В это совершеннейшее создание Демиурга София-Ахамот, неведомо для самого

создателя, вложила высшее духовное начало, порожденное ею от сочетания с Параклетом. Таким образом в человеке соединены три начала: 1) материальное 2) душевное, полученное от Демиурга, и 3) духовное, вложенное Софией-Ахамот. Эти три начала не осуществляются равномерно всем потомством первого человека. В одних людях реализуется только материальное начало - это люди плотские (ύλικοί, χοϊκοί или σαρκικοί), роковым образом предопределенные ко злу и гибели; в других осуществляется среднее - психическое начало, - это люди душевные (ψυχικοί), способные и ко злу, и к добру по собственному выбору; в случае предпочтения ими добра они спасаются верой и делами, но никогда не могут достигнуть высшего совершенства и блаженства, какие предназначены для людей третьего разряда, по существу духовных (πνευματικοί). Эти "чада премудрости" не нуждаются ни в вере, ибо обладают совершенным знанием (γνώσις), ни в делах, ибо они спасаются не своими действиями, а тем духовным семенем, которое свыше в них вложено. Цель мирового процесса состоит именно в

том, чтобы это малое духовное семя раскрылось, развилось и воспиталось через познание душевных и чувственных вещей, а цель пришествия на землю Спасителя состояла в том, чтобы собрать всех имеющих в себе "семя жены" (т. е. Софии-Ахамот) и из бессознательных пневматиков превратить их в сознательных гностиков, открывши им истину о Небесном Отце, о Плероме и об их собственном происхождении. Но он воспринял от Демиурга также и "душевного человека", чтобы явиться и душевным, и праведных из них спасти, возбудивши их к истинной вере и добрым делам. Материального же начала в Спасителе не было (ибо материя не воспринимает спасения), и тело его было особенное, фантастическое. Когда все гностики познают себя и разовьют свое духовное семя, наступит конец мира. София-Ахамот окончательно соединится со Спасителем и войдет в Плерому; духи гностиков, приняв женский характер, войдут в сочетания (сизигии) с ангелами и также будут восприняты в Плерому. Демиург и "душевные" праведники утвердятся навеки в своем царстве небесном, или в "среднем месте", а материальный мир, с плотскими людьми и с князем мира сего - сатаной, сгорит и обратится в ничто. За недостатком подлинных текстов невозможно с полной уверенностью отделить в изложении св. Иринея мысли Валентина от дополнений его ближайших учеников, но несомненно, что в такой стройной, последовательной и поэтически-оригинальной

все главные черты принадлежат гениальному учителю. С точки зрения философской, величайшее достоинство Валентиновой системы состоит в совершенно новом метафизическом (хотя и облеченном в поэтическую форму) взгляде на материю. Древняя мысль знала только два представления о материальном бытие: или, как в индийском пантеизме, а также у элеатов, это бытие являлось лишь субъективным призраком, обманом духа; или же, как в остальной греческой философии, материи приписывалась безусловно самостоятельная реальность. В Валентиновой же системе впервые материальное бытие ясно определяется в своем истинном существе как реальность условная, а именно - как действительный результат душевных изменений. Что касается до метафизических и этических недостатков этой системы, то они общи ей со всеми прочими гностическими учениями и будут указаны при общей оценке этого умственного движения. Литературу о Валентине см. под словом Гностицизм. Валентиниане. Из ближайших последователей Валентина, современных св. Иринею, Секунд внес в идею плеромы начало пифагорейского дуализма, различая в высшей осьмерице (огдоаде) правую и левую стороны, или свет и тьму. Епифанэс, с одной стороны, осложнил метафизическую часть системы ненужными диалектическими тонкостями, справедливо осмеянными у св. Иринея, как, например, различение между единичностью (μονότης), единостью (ένότης), единицей (μονάς) и единым (έν); а с

другой стороны, в книге о справедливости (из которой сохранились два фрагмента) он утверждал, как идеал человеческой жизни, такую же безразличную общность всего, какая существует по воле Божией в прочей природе и нарушается лишь произвольными человеческими узаконениями (в этом пункте он удалялся от Валентинова учения и примыкал к другим гностическим школам - карпократианам, Исидору). Птолемей (или некоторые его ученики) [Вследствие двух противоречивых указаний у св. Иринея (подлинное греческое его сочинение дошло до нас лишь в тех частях, которые воспроизведены св. Епифанием Кипрским в его ересеологической компиляции) вопрос о том, что принадлежит Валентину, что Птолемею и что ученикам последнего остается спорным и, по недостатку материала, едва ли может быть решен с достоверностью. ] внес оригинальное видоизменение основной метафизической идеи, утверждая, что абсолютному первоначалу, Глубине, присущи два вечных аффекта или расположения (διαθέσεις): пассивный - мысль (έννοια) и активный - воля (θελημα). Мысль заключала в себе идеально всякое дальнейшее произведение (προβολή) Первоначала, но не могла ничего реально осуществить сама собой, пока ее не оплодотворило активное волевое начало, породивши из такого сочетания Ум и Истину, а затем и все прочее (в наши дни известный Гартман в точности воспроизвел и присвоил себе этот метафизический роман). В письме к Флоре (сохраненном у св. Епифания) Птолемей доказывает, что закон Моисеев по происхождению своему тройствен: одна часть его содержит

заповеди Божии, другая принадлежит Моисею, третья - семидесяти старейшинам. То, что в законе идет от Бога, также трояко по своему характеру: есть заповеди, исполненный Христом и обязательные для всякого христианина (десятословие); есть законы, упраздненные Евангелием (око за око и т. п. ), и есть, наконец, предписания символические и аллегорические. При таком своем смешанном характере это законодательство не может происходить ни от абсолютно доброго, ни от злого начала, а происходит от Бога справедливого, создавшего видимый мир (Демиурга) и занимающего среднее положение между добром и злом. Гераклеон написал толкование на Евангелия от Луки и от Иоанна (фрагменты сохранились у Климента Александрийского и у Оригена); ученики его установили особое таинство для умирающих, которых мазали елеем, поливали священной водой и произносили над ними специальные молитвы и заклинания, чтобы искупить их духовную сущность из-под власти Демиурга и дьявола. К Валентиновой школе относят также Марка-волхва, который думал дать новое основание системе в сложении и разложении чисел, имен и букв. Вместе с тем он и его последователи предавались усиленно магии и практической теургии, чем привлекали многих, особенно богатых женщин. Марк, равно как Секунд и Птолемей, действовали на Западе (в Италии и Галлии); представителями же Валентиновой школы на Востоке были Аксионик и Ардезиан. Эта школа, в качестве изолированной и остановившейся в своем развитии секты, продержалась до V века и в некоторых городах имела даже особые храмы. Владимир Соловьев.

Родился в Синопе (Понт), в семье будущего христианского епископа. Около 140 года прибыл в Рим, но вскоре, в 144 году был предан анафеме местной общиной. После этого он проникся идеями сирийского гностика Кердона и основал собственную церковь со священноначалием и таинствами, которая обрела своих последователей в Италии, Египте и на Ближнем Востоке.

Маркион решительно отверг Ветхий Завет, утверждая, что тот повествует о немилосердном Демиурге, а предсказанный там Мессия является антихристом. Новый Завет он разделил на: Евангелие — состоящее из одной книги и представляющее собой иную версию Евангелия от Луки (в которой нет первых двух глав, и имеется некоторое отличие текста), которую он считал аутентичным текстом.

Апостол, в который Маркион включил: Послание Галатам 1 -е послание к Коринфянам 2 -е послание к Коринфянам Послание Римлянам (кроме 15 и 16 гл. ) 1 -е послание к Фессалоникийцам 2 -е послание к Фессалоникийцам Послание Ефесянам Послание к Колоссянам Послание к Филимону Послание к Филиппийцам Разделение Нового Завета на Евангелие и Апостол сохраняется в годовом круге чтения всех исторических церквей.

Докетизм: Иисус не родился, но явился людям, чтобы избавить их от власти материи. Тело Спасителя не было вещественно, так как вещество есть зло — но, вместе с тем, оно не было и одним призраком (как учили гностики): оно было действительным телом, хотя и невидимым, и облечено было во внешнюю призрачную форму, почему было чуждо страдания физического. Спасение соделано Сыном верховного Бога не живых только, но и умерших, для чего Он сходил в ад, где были избавлены от мучений язычники и ветхозаветные грешники; но ветхозаветные святые отказались послушаться Его и остались в прежнем состоянии, считая, что Христос искушает их, как их искушал прежде Демиург-Яхве.

Дуализм: Бог Ветхого Завета не имеет ничего общего с истинным Богом — Отцом Небесным. Никакого предварительного откровения о явлении в мир этого истинного Мессии дано не было; истинного Мессию люди должны были узнать по учению и делам его. Этот сын всеблагого верховного Бога явился в Капернауме в 15 -й год царствования Тиверия и, с целью обратить к себе иудеев, говорил, что он — тот Мессия, которого предсказывали пророки Демиурга. Демиург, не зная о том, кто этот Мессия, и завидуя его славе, возбудил вражду к нему между иудеями, а бог материи, дьявол, побудил и язычников соединиться с ними во вражде к Сыну Божию; таким образом, Спаситель мира был распят. Впоследствии должен и к ним прийти Мессия — Мессия Демиурга, который соберёт сынов Израиля со всех стран, создаст всемирную монархию иудеев и дарует им земное блаженство, а людей подвергнет мукам, кроме спасённых Сыном всеблагого Бога: души их будут освобождены от материи, то есть плоти, и, находясь в телах духовных, будут обитать с Богом и в Боге. Воскресение тел в их земном виде Маркион отрицал

Аскетизм: Маркион запрещал брак и требовал обета безусловного целомудрия при крещении, отречения от всех удовольствий, воздержания в пище до наименьшей её меры, причём безусловно запрещалось мясо и вино; особенно настаивал на непоколебимости в вере во время гонений; называл своих последователей «сотоварищами в ненависти и скорби» . Маркиониты не только не избегали преследований за Христа, но нередко провоцировали их, и их община гордилась обилием своих мучеников. Кто чувствовал себя не в силах выполнять все эти требования, тот оставался в обществе маркионитов лишь на степени «оглашенного» , хотя, вопреки практике церкви, и оглашенные у них допускались до всех таинств. В случае смерти оглашенного допускалась замена его для крещения другим человеком.

По заявлениям самого Маркиона, он ничего не заимствовал ни от греческой философии, ни из Египта или Персии, и не признавал другого источника для религиозного учения, кроме Священного Писания (хотя Ипполит в «Философуменах» указывает в его системе черты учения Эмпедокла).

Несмотря на то, что Маркиона классифицируют как гностика, тем не менее в его учении была своя специфика[2]: Спасение верой, а не знанием Буквальное, а не аллегорическое толкование Библии

Маркиониты, проповедуя аскетизм, практиковали безбрачие. Крещение (совершаемое во имя Иисуса Христа[1]) могло быть совершаемо трижды: при каждом повторении его прощались грехи, совершенные со времени первого крещения[2]. Евхаристию совершали водой (а не вином). Седьмой день недели (субботу) освящали особым постом.

Маркионитство после Маркиона[править | править вики-текст] По смерти Маркиона его церковь раскололась на египетское и ближневосточное крыло. Во главе первой партии стоял Апеллес, а во главе второй Татиан. Египетские маркиониты отрицали вечность материи, считая ее неудачным творением Бога. Тело Сына Божия не было только призрачным, как учил Маркион, но материальным, состоявшим из тончайших воздушных элементов, рассеявшихся при вознесении, так что только душа его вознеслась на небо. Характеристично изречение Апеллеса: «Каждый должен неуклонно пребывать в своём учении, каково бы оно ни было; только бы веровал в распятого Иисуса и делал добро — спасен будет» . Во главе другой фракции маркионитства стоял Татиан, уроженец Ассирии, сначала философ-платоник, потом христианин, ученик Иустина Философа, по смерти учителя усвоивший учение Маркиона о противоположности между Ветхим и Новым Заветами и о презрении к плоти — материи. Он проповедовал это учение на Востоке, где его последователи носили название энкратитов (воздержников) и гидропарастатов (водопийц). Из других вождей маркионитства известны Севир Антиохийский, Кассиан, Гермоген и Ермий, отчасти повторявшие, отчасти видоизменявшие учение своих предшественников. Во времена Епифания Кипрского (около 400 года) маркионитство было очень распространено в Малой Азии, Сирии, Армении, а на Западе — в Риме и Карфагене.

В III в. явилось сочинение против Маркиона даже в стихах, приписывавшееся Тертуллиану. Самое обширное из этих сочинений — Тертуллиана, «Adversus Marcionem libri quinque» ( «Patrologiae» Миня, т. II), и «Adversus Hennogenem» (там же). В первом из этих сочинений особенно важен подробный разбор сочинения Маркиона «Antitheses» . Опровержению Маркиона посвящали ещё свои труды Климент Александрийский и Ориген. Специальное сочинение против Маркиона написал также Ипполит, но оно доселе не найдено, хотя думают, что содержание его повторяет Епифаний Кипрский, в своём Панарионе. До IV в. маркионитство считалось одной из наиболее опасных для церкви ересей, так что каждый почти церковный учитель считал своей обязанностью полемизировать с Маркионом (Иустин[3], Феофил Антиохийский, Аполлинарий Иерапольский, Модест, Родоп, Ириней и др. ).