Да не пришлось мне родиться в двадцатом

«Да, не пришлось мне родиться в двадцатом…»

Моя бабушка, Нина Сергеевна Оникиенко, знакома с войной не понаслышке. Она сама вдова пограничника, отец был сапером. Сейчас ей 89 лет, но она четко помнит те страшные дни, ведь война шла на ее глазах и запечатлелась в подростковой памяти на всю жизнь. Воспоминания так свежи, что многие совсем недавно она отразила в своих стихотворениях.

Не могу я заснуть, Не могу отдохнуть, Сердце устало до боли. Мне бы чуть отдохнуть, Полной грудью вздохнуть, И на миг позабыть о злой доле. Не могу я забыть Все те годы войны, Голод, холод, страданье людское. Чуть закрою глаза И в тревожной тоске Вижу слезы людей, словно море. Ну зачем, ну зачем эта память во мне Тяготит мое сердце до боли? День Победы пришел, Но родных не нашел, Все смешалось - и радость, и горе. Не забудем мы их, Сердцу близких, родных, Будет жить наша память святая! Пусть не сплю по ночам, Пусть рыдаю порой, Будем Славу им петь, вспоминая!

Когда началась война, прабабушка Нина и прадед Григорий еще не были знакомы. Она с 1927 года, а он с 1919 года. Григория Романовича Оникиенко на фронт забрали прямо с Красной площади. До сорок первого года он служил на границе в Кушке – самой южной точке Союза в Туркмении. А в сорок четвертом на фронте отобрали ряд пограничников и послали в Саратов – учиться на чекистов. Но вместо 3 месяцев их проучили чуть больше месяца, чтобы побыстрее вернуть на фронт. Мой прадед дошел до самого Берлина. А после фронта опять на передовую, снова на границу. Много чего видел солдат за годы войны, но в будущем жене почти ничего не рассказывал о тяжелых боях. Лишь вспоминал, как страшно было поначалу. В войну он был пехотинцем. И, когда начиналась бомбежка, все ребята вокруг кричали: «Мама!» . Ведь они были еще не обстреляны, совсем мальчишки, дети. А здесь – кругом взрываются бомбы и звучит непрерывный треск пулемета. Ну а потом уж пообвыклись, такова война…

Прабабушка Нина показывала мне, фотографию прадеда, черно-белый портрет молодого бравого солдата. И рассказывала, что на стене у фотографа висел портрет Гитлера. Сначала наши солдаты его сбили со стены, а потом только все фотографироваться стали. Это было в сорок пятом, когда брали литовский город Каунас. Отец и брат моей прабабушки тоже были на войне. Когда в сорок первом отогнали от Москвы немца ее папе дали отпуск, - вспоминает она, – они были в Щелково – под Москвой, в тридцати километрах. И ее мама стала упрашивать, чтобы отец дочь на фронт взял. «Груня, это не тот фронт, что в гражданскую был. Сейчас очень страшно!» – противился тот. Но мать уговорила. Ведь в семье детей было пять человек, а давали лишь по четыреста граммов хлеба, и больше ничего.

Только старший брат был уже на войне. Играл он в футбол во дворе, пришли из обкома комсомола и так прямо в одних трусах его и забрали. Хоть он и с двадцать четвертого года. И восемнадцати еще не было. А дома узнали лишь от соседки, куда брат делся, - сказала, что его забрали на трудовой фронт рыть под Москвой окопы. Так и остались в семье с матерью прабабушка Нина, тринадцатилетняя девчушка, брат, старше на два года, и две сестренки – одной шесть, о другой только два года. Она постоянна плакала: «Кушать хочу! Мама, дай хлебушка…» . Моя прапрабабушка дома работала как могла – шила для фронта. И пока мою прабабушку Нину отец не забрал с собой, она вместе с одноклассниками ухаживала за больными. «Вот мы в феврале сорок второго вышли под Можайском и пошли за папой, там были и женщины, и дети. Шли в отцовскую саперную часть, он был командиром» , - описывает события тех далеких лет , прабабушка, будто вчера это было. Вокруг – и справа, и слева – лежали огромные неразорвавшиеся снаряды. И тут в одном месте она увидела кучи бинтов, кровь. Видимо, совсем недавно здесь был госпиталь. Ее охватил настоящий ужас. А дальше пошли деревни, - но вместо них одни черные трубы. И страшные картины стали уже привычными. Все это было под Можайском, Чуть немцы отошли, Верней отбили их, проклятых, Они свою могилу здесь нашли.

С отцом на фронте прабабушка пробыла всего несколько дней. Но запомнила войну на всю жизнь. Холод и грязь окопов, гром снарядов, звонящие на столе чашки. Этот звон она слышит до сих пор. Жили они в квартире, но без крыши, просто завалена землей. Там же жили и другие люди. И вот один дедушка сказал : «Сергей Сергеевич, отправьте Нину домой. Она бегает с мальчишками и может подорваться на минах» . Дети есть дети. Бегали, прыгали по трофейным машинам. А мальчишки все были уже подорванные – у кого руки не было, у кого глаза. Но и в родном Щелково прабабушке предстояло увидеть много страшного. Немец бросал зажигательные бомбы. На чердаках в каждом доме стояли ящики с песком и бочки с водой. И, когда гудела сирена тревоги, дети бегали по крышам и бросали щипцами бомбы в песок или воду. А вражеский самолет в это время ловили военные – ослепляли пересечением света с двух прожекторов и вели на землю. Вспоминает, прабабушка Нина и как через Щелково шла специальная сибирская танковая часть – военные в белых шубах, валенках. Сидели дети с мамой в комнате и смотрели в окно, как по улицам едут танки. А потом сообщили, что вся эта часть погибла под Москвой. Вся, до единого человека. А впереди была еще битва за Москву. К Химкам, что на севере от столицы, враг подошел вплотную. С западной стороны немец подошел совсем близко к сердцу России. Само же Щелково бомбили мало. Но был на окраине городка небольшой химзавод, вот на него и приходился основной удар. И над химзаводом все время стояла дымовая завеса, ведь если бы химзавод взорвали, то газы бы просто задушили Москву. Рядом была деревушка

Жигалово. И враг вместо химзавода побросал бомбы на деревню. А дома было голодно и холодно. С самого раннего утра стояли длинные очереди за хлебом. В основном дети. Но никто не лез вперед все стояли друг за дружкой, ведь у всех одна общая беда. Когда немец подходил близко, отключалось отопление. В комнате весели сосульки, все заливало. Поднимали кровати и ставили на кирпичи. В сорок пятом моей прабабушке было семнадцать. Мальчишек, ровесников, они тогда дразнили фитилями, ведь их рожденных в двадцатых годах на войну, конечно, не брали. А девятого мая прабабушка попала в центр всеобщего праздника – на Красную площадь. Мальчишек-фитилей от счастья люди подбрасывали ввысь, все смеялись и радовались. Такое было торжество! У моего прадеда много медалей – «За отвагу» , «За боевые заслуги» . И орден Красной Звезды. Я горжусь своими предками!

Блестят медали на груди У ветерана старого, Напоминают старику – Бои те небывалые. Идет боец сквозь дым, огонь, Россию защищая. Звенят медали, ордена. Россия – мать родная! И вспомнил он последний бой, Под свист снарядов, дикий вой, К победе шли, изнемогая, Друзей-товарищей теряя. Блестят медали на груди У ветерана старого, А слезы льются по щекам Как у ребенка малого.

СПАСИБО ЗА ПОБЕДУ!