НИКОЛАЙ СТЕПАНОВИЧ ГУМИЛЕВ В мире удивительных характеров и

НИКОЛАЙ СТЕПАНОВИЧ ГУМИЛЕВ В мире удивительных характеров и судеб

КРАТКАЯ БИОГРАФИИ Имя при рождении: Николай Степанович Гумилёв Псевдонимы: Анатолий Грант Дата рождения: 3 (15) апреля 1886 Место рождения: Кронштадт, Российская империя Дата смерти: 26 августа 1921 (35 лет) Место смерти: Бернгардовка под Петроградом, Петроградская губерния Гражданство: Российская империя, РСФСР Род деятельности: русский поэт, исследователь Африки Направление: акмеизм Награды: Георгиевский крест 3 степени Георгиевский крест 4 степени

3 (15) АПРЕЛЯ 1886 Г, КРОНШТАДТ. Николай родился бурной штормовой ночью, и, по семейному преданию, старая нянька предсказала, что у него «будет бурная жизнь»

Усадебный дом Гумилевых в Слепневе

НИКОЛАЙ ГУМИЛЕВ В РОЛЯХ: путешественника авантюриста воина эстета-аристократа книжника романтически влюбленного поэта Все наши рассказы начинаются с детства. . .

ПУТЕШЕСТВЕННИК Еще мальчишкой он увлекался зоологией и географией, дома завел разных животных: белку, морских свинок, белых мышей, птиц. А когда дома читали описание какогонибудь путешествия, всегда следил по карге за маршрутом путешественников. Он бредил «Музой Дальних Странствий» .

ПАРИЖ В 1906 году он совершает свое первое путешествие, по тем временам довольно обыкновенное, — в Париж, где учится в Сорбонне; часто бывает в Лувре, зачарован готикой собора Нотр-Дам. . . Затем — Италия, древние, гордые городагосударства, самые названия которых звучат как музыка: Болонья, Падуя, Флоренция, родина гениев, в том числе — великого Данте; Равенна, где его могила; наконец, легендарный Рим: Капитолий, волчица — символ Вечного города; это она, по преданию, выкормила основателей Рима — близнецов Ромула и Рема. Париж. 1908 год.

АФРИКА Потом последовали Греция, Константинополь, Швеция, Норвегия и, наконец, его любимая Африка. . . Из «Африканского дневника» . Я побывал в Африке три раза, и в общей сложности провел в этой стране почти два года. Я прожил три месяца в Хараре, я бывал у раса Тафари, некогда губернатора этого города. Я жил также четыре месяца в столице Абиссинии, Аддис-Абеба, где познакомился со многими министрами и вождями и был представлен ко двору бывшего императора российским поверенным в делах в Абиссинии. Свое последнее путешествие я совершил в качестве руководителя экспедиции, посланной Российской Академией наук. . . У меня есть мечта, живучая при всей трудности ее выполнения: пройти с юга на север Данакильскую пустыню, лежащую между Абиссинией и Красным морем, исследовать нижнее течение реки Гаваша, узнать рассеянные там неизвестные загадочные племена.

АВАНТЮРИСТ В детстве он организовал в гимназии тайное общество, где был известен под именем Брамы-Тамы. В здании гимназии, в людской, заброшенном леднике, в пустом подвале устраивались собрания членов общества при свечах, в самой конспиративной обстановке. Мальчики были помешаны на тайных ходах, подземельях, заговорах и интригах, выстукивали в доме стены, лазали по подвалам и чердакам, искали клады, разочаровывались и снова увлекались. Предводителю общества полагалось быть «кровожадным» ; это единственное, что ему никак не удавалось. . . Наконец, в доказательство этого свойства, он откусил голову живому карасю, но от подобных «испытаний» отказался раз и навсегда. . . Это было в 1898 году, а в 1921 он был расстрелян за участие в заговоре.

ВОИН

В детстве он устраивал баталии всех родов войск; имея изрядную коллекцию оловянных солдатиков, изредка вовлекал в эти игры старшего брата Дмитрия. Но чаще, обучая своих «солдат» храбрости и бесстрашию, придумывал сложные военные операции, сражаясь сам за обоих противников. В гимназии он увлек оловянными солдатиками своих сверстников. Устраивались примерные сражения, в которых каждый гимназист выставлял целую армию — до 5000 солдатиков. В 1905 году, когда ему было 19 лет, он, насмотревшись на расклеенные на стенах домов и в витринах магазинов мажорные картинки победоносных действий русской армии, решил, как «гражданин и патриот России» , непременно ехать добровольцем на фронт. Родным и друзьям с трудом удалюсь его отговорить, втолковав ему всю позорную бессмысленность бойни на Дальнем Востоке. На его жизнь выпала другая война — Первая мировая. Он сразу же решил идти на фронт: И в реве человеческой толпы, В гуденье проезжающих орудий, В немолчном зове боевой трубы Я вдруг услышал песнь моей судьбы И побежал, куда бежали люди. . . Он начал хлопотать, чтобы его приняли на военную службу, от которой был ранее освобожден по зрению. Надо было получить разрешение стрелять с левого плеча. Это было нелегко, но он своего добился: был принят добровольцем (их тогда называли «охотниками» ) с предоставлением выбора рода войск; выбрал кавалерию, хотя совершенно не умел драться шашкой и учился этому частным образом. В конце сентября был назначен в маршевый эскадрон лейб-гвардии уланского Ея Величества полка и 17 октября, в Восточной Пруссии, принял свой первый бой. . . О храбрости его ходили легенды. Но удивительнее храбрости было, пожалуй, другое: он, человек, привыкший к комфорту (хотя его ни в коей мере нельзя было назвать прихотливым), в мирной жизни поражавший своей внешней чопорностью, аккуратностью костюма и белизной крахмальных воротничков, не только «безропотно сносил» все тяготы похода, но вел себя так, будто всю жизнь ему приходилось не слезать с седла и не есть по нескольку дней, стаскивать сапоги с распухших ног, разрезая голенища; он мог бы сказать о себе словами известного героя известного романа: «от пуль не прятался и шелкового белья от вшей не носил. . . »

КНИЖНИК

Читать он выучился сравнительно поздно — шести лет; но уже к двенадцати годам перечитал обширную библиотеку родителей и то, что могли предложить друзья дома и просто знакомые. Родителям пришлось договориться с букинистами. С тех пор его комната стала наполняться книгами, книгами… Чтение становится любимым занятием; любимым писателем — Пушкин, наукой— наука о литературе. В это время он делает своему отцу целые доклады о современной литературе. В четырнадцать лет он увлекается философией, читает произведения основных русских и зарубежных светил; особенно привлекает его Владимир Соловьев. В 1906 году он становится студентом Сорбонны. Целыми ящиками отправляет оттуда книги — на французском, итальянском, латыни. . . Начитанность его и образованность были удивительны; современники отмечают, что, казалось, не было таких вещей, о которых он ничего не знал, начиная от сортов французского сыра или итальянских вин и кончая сложнейшими философскими вопросами. Немногими словами он мог очертить любую историческую эпоху так, что слушателю казалось, будто он сам побывал в том времени. Не случайно в 1910 — 20 s годы он пишет цикл статей «Письма о русской поэзии» , остающихся во многом верными и до сих пор; является членом редколлегии издательства «Всемирная литература» , заведует отделом французской культуры в Институте Живого Слова, преподает историю и теорию поэзии, редактирует переводную литературу и сам переводит (список переведенных им с разных языков авторов превышает два десятка). . . И все это — в какие-нибудь три года (1918 — 1921)! И какие это были годы! Стоял вопрос не просто о создании условий для работы — о выживании русской интеллигенции в буквальном, физическом смысле. Не было продуктов. Не было дров, а морозы стояли лютые. . . И в эти морозы, во времена частых винтовочных выстрелов и грабежей на улицах, он не изменил своей ежедневной привычке, потребности, долгу — самообразованию. В те годы он был одним из немногих, если не единственным, постоянным посетителем библиотек.

АРИСТОКРАТ - ЭСТЕТ С детства он хотел быть оригинальным, ни на кого не похожим. В гимназии в альбоме одной из подруг, где писавшие отвечали на вопросы: «Какой ваш любимый цветок и дерево, любимое блюдо, любимый писатель? » (причем гимназистки обычно писали: цветок — роза или фиалка, дерево — береза или липа, блюдо — мороженое, писатель — Чарская, автор повестей о гимназической жизни и первой любви, гимназисты же предпочитали дуб или ель, из блюд — гуся или борщ, писателей — Майн Рида и Жюля Верна, цветок же игнорировали), он писал, не задумываясь: дерево—баобаб, цветок— орхидея, блюдо— канандер, писатель — Оскар Уайльд. Ни баобабов, ни орхидей он тогда еще не видел, канандером называл блюдо, на самом деле именующееся «камамбе- ром» (сорт сыра). А вот Оскар Уайльд, книги которого были столь же изысканны, утонченны и необычны, как и их автор, действительно был его любимым писателем. . . И. Одоевцева вспоминает его рассказ о своей юности. Я ведь всегда был снобом и эстетом. В четырнадцать лет я прочитал «Портрет Дориана Грея» и вообразил себя лордом Генри. Я стал придавать огромное значение внешности и считал себя очень некрасивым. И мучился этим. Я действительно, должно быть, был тогда некрасив — слишком худ и неуклюж. Черты моего лица ещё не одухотворились — ведь они с годами приобретают выразительность и гармонию. К тому же, как часто у мальчишек, ужасный цвет кожи и прыщи. И губы очень бледные. Я по вечерам запирал дверь и, стоя перед зеркалом, гипнотизировал себя, чтобы стать красавцем. Я твёрдо верил, что могу силой воли переделать свою внешность. Мне казалось, что другие незамечают, не видят, как я хорошею. А они действительно не замечали. Любимый писатель на тот период— Оскар Уайльд, любимый герой литературы — Дон Жуан.

РОМАНТИЧЕСКИ ВЛЮБЛЕННЫЙ ПОЭТ